– Прошу прощения?
– Толстой. «Анна Каренина».
Я непонимающе покачала головой.
– Я дам вам почитать, если, конечно, сюжет книги не покажется слишком скандальным для стен детской, – хитро улыбнулся мистер Бут. – Хорошего дня, няня Мэй!
Он поехал на велосипеде вперед, а потом свернул от фабричного двора направо в сторону города. Мистер Бут был умен, очевидно, гораздо умнее меня, однако в силу воспитанности и широты души не подчеркивал свое превосходство. Он хорошо обходился с детьми и запросто держал Милли за руку. Но кое-что в поведении молодого человека выдавало глубокий внутренний конфликт: за тоном, которым мистер Бут говорил о богатстве Ингландов, скрывалось гораздо больше, чем простое негодование. Или это было презрение?.. Я прижала к пылающим щекам ладони и отправилась догонять детей.
В воздухе, словно пепел, летал хлопок. Он опускался мне на накидку, создавая впечатление, будто я толкаю коляску сквозь снежную бурю. Как и большинство водяных мельниц, построенных сотню лет назад, фабрика Ингландов выглядела более скромно, чем внушительные, грохочущие конструкции в крупных городах. На каждом из трех этажей фабрики имелось по шесть окон, а труба дымохода торчала из крыши наподобие указующего перста. Само фабричное здание по размерам не сильно превосходило Хардкасл-хаус, особняк Ингландов
[32], но оно обросло множеством хозяйственных построек. Тут имелись конюшни, над которыми Бродли жил со своим внуком Беном, работавшим конюхом. Рядом высились пять подсобных помещений и пост для сбора платы за пересечение моста. Ансамбль дополняли товарный склад и ткацкий цех, а старую котельную на западном берегу использовали в качестве дровяного склада.
Дети кидали кусочки хлеба в пруд за зданием фабрики, и вскоре вместо трех-четырех уточек у берега образовалась неистово гомонящая стая. Я стояла поодаль, развернув коляску к воде. Чарли глядел на птиц и радостно хлопал в ладошки.
– Скоро эти утки так растолстеют, что не смогут взлететь, – послышалось за моей спиной.
Я обернулась и, увидев, что по тропинке приближается мистер Ингланд, поправила накидку.
– Добрый день, сэр. Смею надеяться, вы не против, что я привела сюда детей?
– Конечно, нет. Жаль только, у меня с собой нет хлеба.
Он пощекотал Чарли под подбородком, и малыш запищал от восторга.
– Папа, можно мы сходим в машинный зал? – спросил подбежавший Саул.
– Мистер Ингланд занят, – напомнила я.
Я быстро смахнула крошку хлеба, упавшую на одеяльце Чарли, пока малыш не потянул ее в рот.
– Почему бы нет, – улыбнулся мистер Ингланд. – В конце концов, няня Мэй еще не видела фабрику.
– Сэр, не стоит ради меня беспокоиться.
– Разве вам неинтересно? – мягко спросил он.
– О, конечно, интересно! Только… безопасно ли это для детей?
Что сказала бы Сим, узнай она, что я собралась вести своих воспитанниц в фабричный цех?.. Хотя в глубине души я сгорала от любопытства.
– Какая вы молодец, что заботитесь о безопасности. Поверьте, нам ничего не грозит. Дети там уже были, правда, девочки? Им нравится смотреть на рабочих.
– Мне нравится снег, – мечтательно произнесла Милли.
– Хлопок, – поправил мистер Ингланд, предлагая дочери руку, точно взрослой леди.
Снедаемая любопытством, я покатила коляску Чарли вслед за ними, радуясь возможности убраться подальше от грязи и птичьих криков.
Мистер Ингланд провел нас через боковую дверь в узкое темное помещение, заваленное мешками, из которого мы попали в огромный цех с лестницей, соединяющей все три этажа здания. По полу перекатывался хлопок, и мальчишка возраста моего брата Арчи сметал его в кучки, но через мгновение под ногами снова образовывалось белоснежное покрывало. Много лет назад в Балсолл-Хит сгорела бумажная фабрика, и мы с братьями ловили на язык тончайшие хлопья пергамента, которые еще много дней падали с неба.
Мы миновали освещенный лампами коридор, из недр которого доносился жуткий грохот и так сильно пахло серой, что мне пришлось зажать нос. Саул протиснулся вперед, а я с коляской остановилась чуть позади.
– А вот и машинный зал! – объявил он.
– Мне тут не нравится, – заныла Милли. – Темно и шумно.
– Я останусь с тобой, – пришла на помощь Декка.
Я подкатила коляску к порогу.
– После вас, няня Мэй, – произнес мистер Ингланд.
– Думаю, мне не стоит туда идти, сэр.
– Чепуха. Коляска пройдет. Давайте-ка я помогу. Вперед, девочки!
К моему изумлению, он взялся за ручку коляски и провез ее внутрь. В темном машинном зале, куда не проникали свет и воздух, неистово ревели две печи, которые обслуживали трое мужчин в куртках. Черная от угольной копоти кожа рабочих блестела от пота, и лишь белки глаз сияли в полумраке, как фонари. Не отвлекаясь на разговоры с нами, кочегары зачерпывали лопатами уголь из сваленной возле стены кучи и кидали в ненасытные жерла печей. Даже если бы они заговорили с нами, мы бы все равно ничего не услышали из-за оглушительного шума, царившего вокруг. Саул спросил, можно ли ему кинуть в топку лопату угля, и отец ему в этом помог.
Чарли, утомленный жарой и грохотом, заплакал, и я с облегчением вывезла его на прохладную лестничную площадку. Вскоре вышли Декка и Милли, а спустя пару минут показалась и мужская часть семейства Ингланд с сияющими от счастья лицами.
– Это лучше, чем кормить уток? – поинтересовался мистер Ингланд.
– Лично я так не думаю, – возразила Милли.
Декка промолчала. Она вообще редко говорила в присутствии родителей, а рядом со слугами или мистером Бутом и того меньше.
– А можно нам в снежную комнату? Пожалуйста-пожалуйста! – затараторила Милли.
– Очень хорошо! – кивнул мистер Ингланд. – Веди нас. Юный Чарльз пойдет со мной. – С этими словами глава семьи вытащил сына из коляски.
Ошеломленная его поступком, я двинулась следом. Мы поднимались вверх, на звук ритмичных ударов. На втором этаже мистер Ингланд распахнул огромные двери, покрытые облупившейся синей краской. Внутри стоял оглушительный шум. Я еще ни разу не видела столь большого помещения: цех простирался на всю длину фабричного здания, потолок поддерживали железные столбы. Пол толстым слоем устилал хлопковый пух, а солнечные лучи, которые лились через высокие окна, освещали поземку из белой пыли, пуха и волокон. Мы словно оказались внутри подушки или даже грозовой тучи, учитывая грохот и беспорядок вокруг. По обеим сторонам узкого прохода громоздились пять станков, на которых с такой скоростью сновали челноки, что у меня закружилась голова. За работой станков следили человек десять, но ткачи то ли не заметили нас, то ли им запретили отвлекаться. Мы прошли дальше – глазеть на рабочих было бы невежливо. Изнывая от неловкости без малыша и коляски, я взяла Декку за руку.
