Он разворачивает карту Европы и начинает водить пальцем по линиям. Я кладу на карту ладонь:
— Во всей этой истории есть одно большое «но».
— Что еще за «но»?
— До границы с Сербией отсюда километров двести. Идти придется через места, где живут босняки. Они нас… ну, в общем, тех, кто за Великую Сербию, любят не больше, чем хорваты.
— Н-да, наворотили вы тут делов… — Нефедов проводит ладонью по бритой голове. — Хорошо, какие тогда будут предложения?
— А если попробовать через линзу?
— Через какую?
— Да вот через эту, — киваю на еле заметное в темноте голубоватое сияние.
— У-у-у, брат… Это же нестабилка. Опасно. Да и стражи, понимаешь ли…
— А вот с этого момента поподробнее, — говорю я и поудобнее устраиваюсь на нефедовском спальнике.
Глава последняя
До свидания, товарищ!
Про линзы профессор рассказывает долго и подробно. Дрова успевают прогореть, и я подбрасываю в костер новые сучья.
Выясняется, что Нефедов обнаружил закономерность, связь между оттенками линз и тем, куда они ведут.
— Есть простые линзы, пространственные переходы. Они связывают между собой особые зоны на поверхности Земли. Эти зоны люди называют аномальными.
— А не люди?
— Не люди… — Нефедов пощипывает бороду, искоса смотрит на меня, словно оценивая — стоит делиться информацией или нет?
— Не люди, Артем, эти зоны создали.
— На кой?
— Я не знаю. Честно — не знаю. Но думаю, что это все части какого-то глобального эксперимента. И долина Неш, где они оборудовали хроноспазм, и поселок «Алые зори» на берегу реки Ады, и движущиеся камни в Долине смерти, на высохшем озере Рейстрек-Плайя, и…
— Игнат, — прерываю я его. — А кто такие эти «они»?
— Вот это самое интересное. Я сталкивался с ними трижды. Внешне эти создания очень напоминают людей — две руки, две ноги, голова, глаза, нос-рот-уши. Носят одежду, разговаривают. Но у них прозрачная кожа.
— Как стекло?
— Скорее, как калька. Сквозь нее просвечивают сосуды, жилки всякие. И еще: на них не действуют предметы. Но это вовсе не значит, что эти существа не имеют к ним интереса. Наоборот, они собирают фигурки, охотятся за ними, ищут повсюду. Так вот, они, судя по всему, и создали линзы, чтобы быстро и без проблем перемещаться между зонами. Вот, собственно, и все, что мне известно…
Прозрачные, значит. Ясно, ясненько. Ко мне они, выходит, тоже приходили. Интересовались. Или следили? Или хотели помешать? А может быть, помочь? Не прозрачный ли посадил меня на казанский поезд? Впрочем, сейчас разницы уже нет — я в Сербии, рядом линза. И Нефедов.
— Ты сказал, что линзы бывают разных оттенков, — напоминаю я.
— Да, это так. Простые переходы отливают красноватым. Похоже на цвет закатного солнца. Линзы, ведущие в прошлое, слабо светятся желтым. Те, через которые можно попасть в будущее, зеленоватые. Ну, а нестабилки имеют голубоватый оттенок. Кстати, обычно линзы разных цветов встречаются неподалеку друг от друга. У меня есть планы аномальных зон, на которых отмечены расположения линз. Сам чертил!
— А почему нестабилки?
— Они перемещаются. По пространственно-временным векторам. Могут возникнуть из ниоткуда и пропасть в самое неподходящее время. Угадать сложно, но можно, если правильно рассчитать вектор. Ты знаешь… — голос Нефедова понижается до шепота. Профессор опасливо оглядывается и заканчивает фразу: — Мне иногда кажется, что за странниками кто-то наблюдает… Как за лабораторными мышами в лабиринте. Кто-то оттуда, — палец профессора указывает на темное небо над нашими головами, — наблюдает и по своему усмотрению меняет расположение линз.
— А кто такие странники? — интересуюсь почему-то тоже шепотом.
— Так называются люди, странствующие по аномальным зонам. Я вот, например, типичный странник.
— Вас много?
— Я встречал около сотни. А всего, говорят, больше пятисот. Люди очень разные. Есть психи, есть откровенный криминал. Есть ученые. Попадаются и просто случайные люди. Но ты не думай, что там братство какое-то и все прочее. Нет, все сами по себе. Даже имена друг от друга скрывают. Только клички.
— А у тебя какая?
Нефедов хмыкает и с гордостью в голосе выдает:
— Нестор!
— Почему «Нестор»?
— В честь Нестора Ивановича Махно.
— Тоже анархист?
— Вроде того.
— А женщины? — спрашиваю с надеждой в голосе. — Женщины у вас там есть?
— Есть и женщины. Среди странников ходят легенды о какой-то супер-леди, сумевшей пройти через все линзы. Ее звали Ева. Что примечательно, она была совсем молодой. Но, к сожалению, потом эта Ева куда-то исчезла. Черный Патрик говорил мне, что она сошлась с прозрачными…
Ясно. Надо осмыслить услышанное. Странники… Моя Телли теперь — странница. Бродяжка, затерянная среди аномальных зон, где шатаются психи и криминальные личности, всякие «черные патрики». А ведь есть еще и хихикающие демоны, и твари вроде тех, что гналась за мной в джунглях…
Чтобы лучше понять, как теперь живет Телли, прошу:
— Игнат, расскажи о жизни странников. Чем вы занимаетесь?
— В двух словах сложно сказать. Понимаешь, аномальные зоны — это интереснейшие с научной точки зрения территории. Вывернутые миры, если хочешь. Например, Мертвый лес. Мы с тобой, кстати, побывали совсем рядом с ним.
— Это где?
— Помнишь табличку «Поселок «Красные зори»», я его уже упоминал?
— Ну?
— Гну. Мертвый лес совсем рядом. Собственно, и поселок тоже аномалия. Там живут твари, когда-то бывшие людьми. Под воздействием излучения, природу которого я так и не понял, они деградировали в дикарей, жестоких и алчных до чужой крови. Но даже они боятся Мертвого леса, потому что там обитают создания, больше похожие на порождения ночных кошмаров. Или вышедшие из-под скальпеля доктора Моро.
— А это кто? Тоже странник?
— Нет, — Нефедов смеется. — Это персонаж из рассказа Герберта Уэллса. Неужели не читал?
— Читал, — разочаровано отвечаю я. — Просто сразу не допер.
— Но насчет доктора ты почти угадал, — продолжает профессор. — Среди странников есть один тип с такой кличкой. Доктор Чен. Его боятся даже Ночные.
— Кто?
— Да есть одна банда, охотники за головами. Их все называют Ночными, потому что нападают они только в темное время суток. И никогда не оставляют свидетелей. Только трупы.
— Слушай, а предметы?
— Чего — предметы?
— Ну, там, в этих ваших аномалиях, есть предметы?
