Администратор с лёгкостью узнал вошедших. Да, он отлично помнил, где работает и чем занимается. Безошибочно мог назвать имена всех актёров и сотрудников театра. Знал, какой сегодня день, месяц и год. Единственная беда – никак не мог вспомнить, куда именно они вчера с Прониной увезли Зульфию, да и с Прониной ли?
Людмила Ивановна к тому часу вышла из комы, но говорить пока не могла, да и вряд ли отчётливо понимала, что с ней происходит, и как она очутилась на больничной койке. Поэтому Маше Глущенко вручили ещё несколько сигарет и взяли с неё слово, что она постоянно будет общаться с администратором и помрежа, и как только узнает все обстоятельства, немедленно позвонит в театр.
На этом миссия оказалась оконченной. Актёры отправились на остановку автобуса. По дороге одной из первых вышла Светлана – ей нужно было обязательно оказаться дома. Через две остановки выскочил Тилляев. Константин хорошо знал, что Денис живёт совершенно в другом месте, и потому был уверен, что сопляк немедленно отправится прямиком в кровать к Севостьяновой. Подобных мезальянсов на своём веку Дедов уже навидался и относился к ним неодобрительно – ибо все романы с оттенком порочности, как правило, вредили работе, поскольку были скоротечны и оканчивались скандалами. Не сразу, конечно – пока роман разгорался, артисты выкладывались на сцене столь же страстно, как и в постели. Но актёр, скрежещущий зубами от ревности, или актриса, тщетно пытающая склеить внезапно разбившееся сердце, часто играли просто безобразно. Константин это знал по себе – ну так какой же ты актёр, если ни разу в жизни не изменял, влюбляясь в совершенно неподходящих людей, зачастую в крайне неудобных обстоятельствах и притом абсолютно внезапно? Но связь Севостьяновой с Тилляевым Дедова просто бесила, ибо у Константина не укладывалось в голове, по какой такой веской причине Светлана предпочла ему, Дедову, этого пацана? Константин старался не думать об этом, к тому же его сейчас волновали и другие моменты, может быть, более серьёзные. Включая скорое возвращение Атаманова. Если верить достойному доверия источнику информации, главный режиссёр мог вернуться уже завтра-послезавтра. По-хорошему, конечно, главреж должен был кому-то сообщить, чтобы ему организовали подобающую встречу в аэропорту, но администратор и помощник лежали в больнице, а до Константина никто не стал доводить номер рейса прибытия. Зато Дедов был в курсе, кто прилетает другим самолётом. И в здание аэровокзала актёр приехал вовремя.
* * *
Зульфия никак не могла насмотреться на себя в зеркало. Она не просто удивлялась увиденному – она была приятно поражена и даже чуть напугана, по той причине, что сейчас на неё смотрела незнакомка – с тонкими, точно лезвия бритвы, бровями и совершенно новой причёской. Она тщательно и аккуратно обрезала волосы и сбрызнула их лаком, сделав себе короткое каре – «венгерку». Вероятно, идеально ровной линии сзади она не добилась, но ничего – при ближайшем удобном случае просто посетит парикмахерскую. Лишённая возможности находиться под жарким южным солнцем, Зульфия цветом лица почти не отличалась от местных гражданок. Новый «европейский» образ Ерматовой понравился, и чем дальше, тем сильнее она испытывала странное чувство – девушке казалось, что новая внешность меняет что-то внутри её самой. Словно она примерила новый наряд, непривычное платье, которое заставляет её вести себя совершенно по-другому, не так, как она привыкла. Нельзя сказать, что это было очень комфортно, но и неловкости она не испытывала. А привыкнуть можно ко всему.
Ко всему ли? Зульфия злилась, переживала и беспокоилась. Денис так и не приехал к ней вечером. Не появился вообще никто. Девушка на две трети опорожнила бутылку мартини в половине первого и погрузилась в глубокий сон. Поутру немного болела голова, но в общем и целом было всё в порядке.
Если исключить то, что в коттедж так никто и не прибыл. Ни утром, ни в обед, ни к вечеру. Зульфия теперь отлично понимала, что значит выражение «лезть на стенку». Кроме того, она отчаянно переживала за Дениса – а ну как глупый мальчишка попал в беду? Для себя девушка решила – этот вечер она ещё проведёт здесь, ночью выспится, а утром двинется в город пешком. По закону подлости, она трижды выходила к телефону-автомату, но так и не сумела дозвониться до администрации театра. Причём один раз Константин уже тянулся к надрывающемуся аппарату, но на другом конце линии Зульфия успела повесить трубку.
Около девяти вечера девушка, осатанев от безделья и тревог, предприняла очередную экскурсию по коттеджу. Добравшись до гардеробной, она толкнула дверь и начала изучать развешанные внутри костюмы – большей частью мужские. Впрочем, в одном отсеке висели и женские наряды. Зульфия принялась их разглядывать – сперва просто осматривать расцветки глазами, затем вынимать вешалки наружу и прикладывать платья и юбки к своей фигуре. Одно платье ей особенно понравилось – светло-лиловое, с фиолетовым отливом, интересно собранное на груди и довольно короткое. Удержаться было невозможно. Девушка вынесла платье в свою спальню, где скинула одежду и переоделась в чужое. Подошла к зеркалу и даже причмокнула от восторга: преображение было завершено. На Зульфию смотрела вполне европейской внешности молодая женщина, ничуть не напоминающая ту перепуганную девчонку, которая совсем недавно практически чудом вырвалась из-под родительского крова. Красивая той яркой и немного порочной красотой, что заставляет проходящих мимо мужчин оборачиваться вслед. Налив в бокал остатки мартини, Зульфия принялась вертеться возле зеркала, крутясь и изгибаясь во всевозможных позах, стараясь понять, в каком «ракурсе» она смотрится наиболее выигрышно. Говоря по справедливости, врождённые красота и грация девушки позволяли выглядеть ей привлекательно и сексуально при любом повороте тела, положении рук и наклоне головы.
За этим захватывающим занятием Зульфия не увидела, как через окна с тёмной улицы блеснул свет фар, не обратила внимания на тихий рокот автомобильного двигателя (впрочем, у нового «ауди» мотор работал почти бесшумно), не услышала мягкий звук отпираемой и закрываемой затем двери. Вошедший в дом некто сразу понял, что внутри кто-то есть. Неслышными шагами ног, обутых в дорогие американские кроссовки, он двинулся вверх по лестнице, направляясь туда, где слышалась тихая музыка из стереосистемы и откуда падал неяркий электрический свет.
– И что мы тут делаем? – донёсся до ушей увлёкшейся Зульфии недовольный сухой голос.
Девушка вскрикнула, испугавшись до невозможности. Быстро обернулась в сторону того, кто стоял сейчас в проёме, положив руку на косяк двери.
Мужчина. Лет тридцати, худой и стройный, одетый в чёрную, облегающую торс жилетку и узкие брюки с довольно низкой талией, которые вполне уместно смотрелись бы и на девушке. Мужчина имел длинные рыжие волосы, схваченные на затылке резинкой в хвост. Небольшой нос, тяжёлый подбородок, пухлые губы. Чуть заметный азиатский разрез глаз. Недовольное выражение на лице.
– Я… Меня сюда привезли временно, – пробормотала Зульфия. – Погостить несколько дней.
– Кто?
– Людмила Ивановна… Из театра Атаманова.
– Ты актриса, что ли?
– Нет.
