Один из охранников предложил посетителям немного подождать в комнате для посетителей. Денис, который чувствовал себя не в своей тарелке, находясь рядом со своей девушкой и со своей любовницей, вызвался прогуляться до буфета и купить всем кофе. Светлана и Зульфия прошли в помещение.
– Да уж, – произнесла девушка, скинув капюшон, когда осталась в пустой комнате наедине со Светланой. – Ситуация та ещё. Не могла предположить, что Москвин успел передать мой паспорт кому-то другому тем же вечером. Сразу после того, как они высадили меня в Кипарисово, но до аварии. Получается, что машина уже запущена? И обратного хода нет?
– Получается, так. И ты сама слышала, что после обмена документов вам сразу же придётся играть свадьбу, – подтвердила Севостьянова.
– Как у вас это быстро делается!
– Обычным путём это делается очень долго, – усмехнулась Светлана. – Но когда в дело вступают заинтересованные лица, то всё происходит быстро и в нужном направлении.
– Да, но теперь надо всё останавливать, – сказала Зульфия. – И вы понимаете, почему. С вашей подачи, в том числе. Ясно же, что за Дениса я замуж не пойду после всего, что вы оба сделали. Даже фиктивно. И вообще, в Нижнеманске меня больше ничто не держит. Видимо, придётся возвращаться домой.
– И выходить замуж за какого-то типа, которого ты терпеть не можешь?
– Я про него мало что знаю, – пожала плечами девушка. – К сожалению, я ему наговорила много лишнего и значительно преувеличила число моих любовников. Может быть, он теперь встанет в позу и откажется жениться. Но мне в любом случае светит только дорога домой. Что мне тут делать? Я здесь чужая, в чужой стране. А дома меня рано или поздно выдадут замуж. Но за кого бы ни выдали, это будет человек местный, приверженец новых… вернее, старых традиций. Которые, если честно, меня мало устраивают. Но кто спрашивать-то станет? Лет через десять все забудут о том, как было при Союзе, а европейские порядки у нас точно не приживутся. Будет как в Иране. Или как в Йемене.
– Очень грустно всё это слышать, – искренне произнесла Светлана.
– Ой, ну кто бы говорил… Правда, я почему-то не могу на вас злиться. Вот должна вроде бы, а не могу.
Зульфия посмотрела прямо в лицо Светлане – красивое, выразительное, наполненное эмоциями, которые она даже не пытается скрыть… И взгляд такой – ранимый, податливый. Как у какой-то актрисы, то ли французской, то ли голландской. Из фильма «Эммануэль». Распахнёт ресницы, приоткроет губки – и любой мужик у её ног. Независимо от возраста. Саму издалека можно принять за девушку – с такой безупречной осанкой и грацией. А её, наверное, безумно заводит тот момент, что подцепила любовника, годящегося в сыновья. Но тут дело не только в возрасте: видимо, эта дама склонна к особенным играм, о которых обычно не говорят вслух. Воспитание тому причина, или что иное, но её совершенно не возбуждала мысль даже о лёгком доминировании в сексе. И податливый мужчина был ей не то что бы неприятен, но не слишком интересен – уж точно. Вот ведь, наверное, как фатально подействовала на Дениса женская роль! Она открыла в нём такие наклонности, о которых он и сам, может быть, не подозревал в полной мере… Неудивительно, что они кинулись друг другу в объятия – инстинктивно почувствовали совместимость. Актёры – они, видимо, очень тонко настроены на эмоции, в том числе и на малейшие нюансы друг у друга по сексуальной части.
Совсем некстати Зульфия ощутила лёгкое возбуждение. И вообще, с чего ей подобное сейчас лезет в голову?! К тому же она по-прежнему злились на Дениса, хорошо понимая, что не желает с ним лишний раз даже видеться и разговаривать. Право, со Светланой и то общаться легче! Просто поразительно, насколько странно у людей могут быть вывернуты мозги! В том числе и у неё…
– Знаете, Света, – вдруг сказала она. – А ведь Денис очень изменился, играя у вас в театре. Особенно стало заметно, когда ему дали роль этой Тони. Он не мог выйти из образа даже дома. Вертелся перед зеркалом, говорил о себе невпопад в женском роде, причём иногда не своим голосом. Так что вы у меня украли его значительно раньше. Не этой ночью… И даже не в тот момент, когда у вас это случилось впервые… Интим между вами – он как-то вторичен. Если, конечно, со стороны смотреть. Я перестала узнавать Дениса после того, как увидела на сцене во время премьеры. В тот вечер мне было очень не по себе, и даже немного больно. Может, поэтому я не стала швырять в вас табуретки или выбрасываться в окно. Хотя желание что-то такое сотворить у меня было.
– Я уже говорила, что понимаю ваши чувства, – ответила Севостьянова. – Потому что была в похожем положении. И мне, наверное, было хуже, чем вам. Вы тогда, после спектаклей, уже получили своего рода какой-то сигнал… Не знаю, как его уж назвать.
– Сигнал… Да, какую-то прививку вы мне тогда действительно поставили.
– А состояние актёра, который вживается в роль, вы тоже, наверное, понимаете?
– Да. Но я пыталась понять самого Дениса. Он называл это состояние погружением. По его словам, он настолько глубоко погружался в роль, что не мог из неё выйти порой до позднего вечера… Я опасаюсь, что она его захватила сильнее, чем он даже сам себе представляет.
– Кто-то из актёров старой школы называл это состояние не «глубоким» погружением, – сказала Светлана. – А «высоким». Оксюморон, конечно, но он вполне отражает происходящее с людьми. С теми, кто не просто играет, а живёт на сцене. Проживает маленькие жизни, которые кажутся такими же реальными, как и одна большая.
– Может быть, – помолчав, произнесла Зульфия. – Кстати, а вы не расскажете, как у вас происходило в том… похожем случае? И что вы чувствовали? А то я тут сижу перед вами, ни с того ни с сего откровенничаю…
– Да отчего же? Хорошо, я расскажу тебе… Ох, извините, на «ты» сбилась…
– Ладно уж, – чуть усмехнулась Зульфия. – Я совсем даже не против.
В комнату вошёл Денис, неся три стакана с кофе на небольшом подносе. Женщины сейчас же прекратили разговор, и процесс поглощения кофе прошёл в молчании. Через пару минут в комнату заглянул охранник и позвал за собой Светлану. Зульфия поглядела ей вслед, затем бросила холодный взгляд на Дениса и тоже вышла из помещения. Ей явно не хотелось оставаться с Тилляевым наедине.
* * *
Сведения, полученные Севостьяновой от чиновника – приятеля Москвина, были неутешительными. Или наоборот – это уж с какой стороны посмотреть, правда. Паспорт Зульфии уже угодил в шестерни бюрократического механизма, щедро сдобренного смазкой кумовства и личных связей. Там же исчез и советский паспорт Дениса, у которого остался лишь документ иностранного государства, выданный на имя Дэни Тилля. Чиновник позвонил в загс, и выяснил, что день свадьбы назначен на второе декабря текущего года. Причём, учитывая обстоятельства, отменить бракосочетание невозможно. Максимум – женить кого-нибудь другого в это же время и тот же час, буде кто согласится. Но по предварительной договорённости, естественно.
Из мэрии все вышли в разной степени растерянности. Денис, отлично понимая, что Зульфию он потерял и, возможно, навсегда, не мог сконцентрироваться на чём-то одном – мысли прыгали, как зайцы на поляне. Он плохо понимал свои перспективы. Зульфия же была почти в отчаянии – без паспорта в чужой стране ей попросту опасно даже выходить на улицу. Домой улететь она тоже не могла. Но и оставаться в положении затворницы на съёмной квартире Дениса, по уши влюбившегося в Свету, ужасно не хотелось.
