Я много плакала той ночью.
Однако даже сегодня не могу сказать, что напугало меня сильнее: тяжесть вины или образ отца, способного дарить ласки и поцелуи, как Роккино Церквосранец.
2
В начале сентября Джузеппе отправился на военную службу. День был хмурым. Лодки в порту покачивались на якорях, для надежности привязанные еще и швартовами, потому что море штормило и дул коварный ветер. Кое-кто все же осмелился бросить вызов стихии, и она уволокла отчаянных далеко в море. Несколько детей с удовольствием кричали и свистели, замечая вдали парус, и осыпали смельчаков-капитанов всевозможными ругательствами. Тетушки, наоборот, крестились и призывали святого Николая, будто собственными глазами видели усталые лица рыбаков в лодках. Несколько дней мама волновалась не переставая. Она мало говорила, и глаза у нее постоянно были на мокром месте от сдерживаемых слез. Она бродила по дому, как курица, которая ищет, где бы снести яйцо. И если натыкалась на Джузеппе, то уже не могла остановиться. Она обязательно должна была коснуться его щеки, пряди волос, руки, словно убеждаясь, что ее сын действительно стал мужчиной. Бабушка Антониетта избегала смотреть внуку в лицо. Она маскировала грусть гневом, и всем окружающим казалось, будто она зла на Джузеппе.
Мы вышли из дома рано, чтобы вовремя добраться до станции. Папа и Джузеппе — впереди; мы, женщины, — сзади; Винченцино — в нескольких метрах от нас. Все это время мама заклинала Богоматерь помогать сыну, отправляющемуся на Север, в место, которое представлялось маме совершенно непохожим на нашу родину.
— Пожалуйста, всегда держи статуэтку Богоматери Скорбящей под подушкой. Почаще пиши нам, как только появится возможность. Найди хороших друзей. Не делай глупостей. — И целая вереница других советов.
Иногда Джузеппе оборачивался и улыбался ей, легонько кивая. Беатриче присоединилась к нам на станции, и глаза брата загорелись, как у ребенка. Как же прекрасна была его невеста! Меня поразили ее волосы цвета меда и очень ясные глаза. Узкое платье облегало ее соблазнительное тело и бурно вздымающиеся крепкие груди, похожие на плоды айвы. Джузеппе явно не собирался скучать по дому, советам матери и ее вкусным блюдам. Сейчас у него на лице отражалась лишь печаль из-за предстоящей разлуки с невестой.
— Я скоро вернусь. Как только смогу. Дождись меня, пожалуйста. Не дай забыть тебя.
Джузеппе страстно сжимал руки Беатриче, они смотрели друг другу в глаза, беседуя без слов. Мне вспомнились бессмысленные, приторно-сладкие фразы, отпечатанные на страницах книг. Фразы, которые просто ждали своего часа, чтобы быть расшифрованными. И в этот момент Зора и Магдалина казались бесконечно далекими от той безмолвной мелодии, которую Джузеппе и Беатриче посвящали друг другу.
Миг разлуки, как всегда, настал слишком быстро.
— Беги, поезд отходит!
— Пиши. Очень прошу, пиши!
— Пришли фото, Джузе. Хорошее фото в униформе. Такое же красивое, как в американских фильмах.
Джузеппе кивнул. Он всегда кивал. Он собрал свой багаж и еще раз кивнул, оглядев всех нас. Он был уверенным человеком, твердо стоящим на ногах, но глаза у него блестели, а челюсть напряглась и сжалась. А потом застенчивая улыбка скрыла все его страхи, будто маска.
Прозвучал свисток начальника станции, и мама больше не могла сдерживаться. Она разразилась безутешным плачем, а вслед за ней — и бабушка Антониетта. Папа провел рукой по сухим глазам. Я никогда не видела его настолько разбитым. Веки щипало даже у меня. В животе завязался тугой узел. Беатриче подошла ко мне; глаза у нее тоже блестели от слез. Она обняла меня. Запах ее духов пьянил и наполнял сердце сладостью.
— Твой брат сильный. С ним все будет хорошо, — сказала Беатриче, не разжимая объятий.
Винченцо уже направился к дому, на ходу подбрасывая камень носком ботинка. Так и дошел вместе с камешком до двери, не вынимая руки из карманов брюк. Мама сразу же бросилась на кухню и с головой погрузилась в яростную битву с посудой, сойдясь с ней лицом к лицу. Все последующие дни при любой возможности она упоминала Джузеппе. Если раньше мы не замечали его достоинств, то теперь каждый в подробностях вспоминал, насколько он хорош и уникален.
— Вот бы тут был Джузеппе… — бормотала мама, когда у нее не хватало сил поднять что-то тяжелое.
— Будь твой сын тут, он помог бы тебе, — говорил папа, вспоминая кротость и отзывчивость первенца.
Но иногда папа набирался смелости и напоминал всем, как полезно послужить в армии его повзрослевшему сыну. Маме, как бывало только в дни острого беспокойства, стал являться призрак ее сестры Корнелии, которая умерла от тяжелой болезни в возрасте двадцати лет. В первый раз мама приняла сестру за домашнюю фею, но потом узнала ее хрупкое, почти рахитичное тельце, большие кукольные глаза, светлую косичку и голубое платье в горошек, в которое обрядили Корнелию перед тем, как положить в гроб.
Стоило Джузеппе уехать, и мама принялась каждый день разговаривать с призраком.
— Ты должна увидеть его, Корне, он стал мужчиной, — бормотала она в пустоту.
Папа волновался, ему не хотелось быть мужем сумасшедшей, но бабушка Антониетта успокоила его:
— Пусть ее, оставь. Ей просто нужно поговорить с кем-то, кто слушает и молчит.
— Еще бы Корнелии не молчать, — проворчал отец. — Она же мертвая.
И провел рукой по лицу, сперва вверх, потом опять вниз.
Время от времени мы видели, как мама наблюдает за невидимой точкой в пространстве, словно следит за передвижениями призрака, как она водит руками в воздухе и улыбается. Однажды мама даже спросила меня:
— Мари, а ты видишь тетю Корнелию? Видишь, как хорошо она одета? Она была грациозной, словно принцесса; жаль, что другой мир забрал ее.
— Я никого не вижу. Ты уверена, что она здесь?
— Ну конечно же, Мари. Она приходит всякий раз, когда нужна мне, когда я скучаю по сестре.
— А где ты ее видишь?
И мама начала описывать мне любимые места тети Корнелии. Так я выяснила, что та любит стоять у двери, ведущей во двор, и смотреть на качающиеся на ветру ветки земляничного дерева тетушки Наннины или с тоской разглядывать семейные фотографии, даже ту, на которой запечатлена она сама в широком длинном платье и шляпе с перьями. В детстве меня завораживал загробный мир, и я жадно слушала мамины рассказы, пытаясь увидеть призрак тети Корнелии. Однако мне это никак не удавалось. Постепенно мамино сердце успокоилось, и призрак тети превратился в безмолвную тень, невидимую силу, которая вынуждала маму делать все медленнее обычного, бесцельно вытаскивать тарелки и стаканы из буфета, а затем ставить обратно, с маниакальной тщательностью полировать столовые приборы или зачарованно таращиться на воду, текущую из кухонного крана.
Затем тетя Корнелия окончательно скрылась в том темном уголке маминого разума, откуда появилась. Постепенно призрак исчез из нашего дома: пришли первые письма от Джузеппе, и мать вернулась к обычной жизни.
