Со всеми женатыми людьми это случается? Или с теми, кто пытается забеременеть – пытается и терпит неудачи? Вернее, пытается Люк. А я лишь ему позволяю.
«Роуз? Уже еду. Буду скоро, как только смогу».
Я вздрагиваю, прослушав голосовое сообщение от Люка. Муж спешит домой, потому что сегодня день обязательного секса. Необходимо исполнить долг, следуя режиму, продиктованному моим телом. Биологические часы тикают, репродуктивные органы сообщают – при помощи календаря, температуры, боли справа или слева в животе, в зависимости от того, из какого яичника выходит яйцеклетка: «СЕЙЧАС! Делайте это немедленно или снова потерпите неудачу. Увидите на пластиковой палочке одну розовую линию, а не триумфальные две».
Календарем занимается Люк. Среди моих знакомых его обычно проверяют женщины, подсчитывают дни и отмечают те, в которые беременность наиболее вероятна. Но у нас ведет календарь и отслеживает мою овуляцию Люк. Уверена, кое-кто из дам оценил бы, если бы их мужья прилагали подобные усилия, но я не из таких.
Люк дошел до крайности, и порой мне даже кажется: если б он мог, заполз бы лично ко мне в утробу со спермой в бутылке, чтобы соединить с одной из моих яйцеклеток, внедрить в матку и следить за ее ростом, наплевав на то, нравится мне это или нет.
А я бы хотела удалить яичники. Лучше б я вовсе без них родилась.
Захожу в нашу комнату: простыни на кровати скомканы, подушки почти съехали на пол, повсюду валяется одежда. Натягиваю серые легинсы с отвисшей попой и дырками на коленях, а еще любимую толстовку огромного размера с надписью Weekend поперек груди. Она достает мне до середины бедер, как платье. На ноги надеваю толстые носки в радужную полоску – дома холодно; волосы собираю в хвост. Я даже душ не приняла.
Суперсексуально. Вот такая я.
Сегодня у меня не было занятий, так что на работу я не ходила, да и вообще семестр заканчивается. В январе истекают сроки грантов, а на кухонном столе поджидает огромная стопка дипломных работ. Кто будет нежиться в душе в таких обстоятельствах? Кто в таких обстоятельствах будет заниматься сексом?
– Привет, Люк. – Поднимаю трубку с первого же звонка, в глубине души надеясь, что муж задержался на съемках и звонит отменить послеобеденный секс.
– Роуз, прости, что я так долго, но уже скоро буду, обещаю.
– Не извиняйся и не спеши. Если не успеешь добраться домой, до того как я лягу спать, ничего страшного. Только не буди меня, пожалуйста. Завтра много лекций.
– Нет-нет, я приеду. Пропускать нельзя, сегодня у нас «окно». Скоро увидимся. – И вешает трубку.
– Конечно, мы не можем пропустить «окно». Только не «окно»! Гребаное суперважное «окно»! – бормочу я в погасший телефон.
Что бы ему такого сказать? «Люк, пока ты ехал домой, я бросала мяч и нечаянно попала в окно фертильности. Упс!» Или: «Милый, дома так холодно, я закрыла окно фертильности, и его заклинило. Прости!»
Бреду в гостиную, захватив ноутбук и одну из стопок дипломных работ, чтобы проставить оценки, потом возвращаюсь в кровать, обкладываюсь подушками и приступаю к делу. Может, успею что-то сделать, прежде чем Люк вернется и мы примемся открывать «окно».
* * *
– Ну ты знаешь: мы с Марией занимаемся этим раз в неделю, по понедельникам… – сказала Джилл.
Мы сидели в бистро рядом с кампусом, и моя подруга разглагольствовала о своей сексуальной жизни, делясь подробностями с еще одной нашей приятельницей, Брэнди. Она тоже профессор.
– Секс по расписанию хуже всего, – пожаловалась я, потому что последнее время, встречаясь с Джилл и другими друзьями, всегда жаловалась на секс. Я бросила на Брэнди извиняющийся взгляд. Способность держать язык за зубами у меня пропала. – Черт, ненавижу это.
Я откусила здоровенный кусок сэндвича, чтоб не выпалить еще что-нибудь жалкое.
– Так у вас с Люком все замечательно? – хмыкнула Брэнди, правда не без сочувствия. Она очень красивая: большие темные глаза и великолепные длинные дреды. – Я на стороне Джилл. Секс пару раз в неделю избавляет меня от головной боли. Мне не до того: я пытаюсь получить постоянную должность, нужно закончить статьи, поэтому на выяснение отношений с Тариком времени нет. Это путь наименьшего сопротивления. Вычеркни этот пункт – и свободна по меньшей мере на неделю. А то и на две.
– Семейный терапевт нам так и сказал: «Раз в неделю», – кивнула Джилл и продолжила с сарказмом, изображая кавычки: – Чтоб поддерживать связь. Я, вообще-то, против, но когда доходит до дела, то вроде получается неплохо. Насчет понедельников Мария сама решила. Так лучше укладывается в ее расписание.
– Самый унылый разговор, который когда-либо вели феминистки, – заявила я. Подруги рассмеялись. – Нужно позвонить Глории Стайнем
[10] и сообщить, что наше поколение потеряно для секса.
– Или, – сказала Брэнди, – мы можем порадоваться, что делаем все необходимое для своей карьеры. Врать не буду – приятно вечером возвращаться домой, когда тебя так ждут. К тому же на Тарике все домашние дела. Пока меня это устраивает, я буду стараться, чтобы так и продолжалось. Это ведь – сколько там? – всего лишь каких-то десять-пятнадцать минут.
Джилл подалась вперед, едва не обмакнув блузку в суп.
– Самое главное, Роуз, стоит ли все это того, чтобы оставаться с Люком? Почему ты до сих пор с ним? Ты хоть сама-то знаешь?
Я уставилась в свою тарелку. Не то чтобы я об этом не задумывалась или Джилл прежде не спрашивала. Почему я все еще с Люком, особенно после всего, через что он заставил меня пройти? Я начала бояться его прикосновений, избегать в постели объятий – так почему я до сих пор с ним?
Единственный ответ, который приходит на ум, – страх. Страх перемен, страх одиночества, страх горя, которое мне придется пережить после ухода Люка. Это будет моя потеря. Я любила Люка. Где-то в глубине души все еще цеплялась за того человека, каким он был в начале наших отношений, какими мы оба были в начале, когда еще могли назвать себя счастливыми. А ведь мы были счастливы! Раньше я думала, что мне не стать счастливее, чем с Люком, что он любовь всей моей жизни и мы вместе навсегда.
Но разве не так считают все молодожены, пройдя по церковному проходу и встав перед друзьями и семьей? Их жизнь в тот миг полна надежд и обещаний, они так влюблены, что не видят почти никого, кроме друг друга. Даже когда состоявшиеся пары говорят, что брак – дело непростое, будут и тяжелые времена, что порой супругов охватывает ненависть, – им не верят. Все это случается только у других.
Сколько нужно вынести испытаний, прежде чем двое сдадутся? Решат отвернуться от любви, которая раньше была столько же реальной, как их объятия, поймут наверняка, что возврата к прошлому нет?
Почему никто не говорит, что любовь такая хрупкая? А когда все же говорят, почему вы не прислушиваетесь, почему отказываетесь дать ей тепло и заботу, необходимые для того, чтобы чувство преодолело невзгоды?
