– О тех татях я уже слышал, – отмахнулся великий князь. – Они – в твоей власти. Все, что на них возьмешь, твое. По тому, в чем тебя Своежир обвинил, что скажешь?
Сергей нахмурился. Не ожидал он от Олега такой подставы. Главное: непонятно, зачем это ему? Подольститься к новгородцам? Показать себя беспристрастным судьей?
– Могу рассказать, если тебе интересно.
Дерзко. Так с великими князьями не разговаривают. Но Сергей – не его подчиненный. Он – старшая гридь Стемида. И не судиться пришел, а за справедливостью. Да не просить, а требовать. И Олег должен понимать, что обострять отношения с воинской элитой ему сейчас невыгодно. Или он обиделся, что Сергей не перешел под его знамя?
– Могу рассказать.
И рассказал. В подробностях.
Как его десятник Копыл сначала под стражу взять пытался, потом согласился коней на лыжи сменять. А потом, когда Сергей передумал отдавать лыжи, согласился и с этим.
– Я ему потом с оказией кипу беличьих шкурок отправил, – завершил Сергей свой рассказ. – Знал: не даст ему ничего Грудята, ибо жаден сверх меры. По мне, так кипа шкурок – хорошая цена за дюжину пар лыж.
– За лыжи – хорошая, – согласился великий князь.
– Так он у них не лыжи, а коней увел! – воскликнул Своежир.
– При чем тут кони? – удивился Сергей. – Я ж их на лыжи сменял.
– Отнял! – закричал соцкий при шумной поддержке новгородской братии.
– Прокуй, это о твоем человеке речь? – повернулся Олег к скромно стоявшему наместнику.
Тот покачал головой:
– Копыл не мой, он из городской дружины десятник. Тысяцкий Неревского конца Хвалибор над ними в этом году старший.
– Ты здесь, Хвалибор? – поинтересовался Олег.
– Нету его! – закричали из толпы. – Отъехал!
Ясно, что нет его. Такой персоне положено на важном месте восседать. А если уж в толпе – то в первом ряду и на виду.
– За Хвалибора – я! – радостно сообщил Своежир.
– Опять ты, – покачал головой Олег. – Неужели у вас, новгородцев, достойных людей не осталось?
Вот сейчас он обидно сказал. Для новгородцев. А в особенности для Своежира.
Но тот, хитрая тварь, сделал вид, что не понял.
– Послать за Копылом, великий князь?
Олег проигнорировал, повернулся к наместнику:
– Прокуй, давай обоих сюда. Копыла и этого… Грудяту. И за другими тысяцкими пошли. А то, если на этих глянуть, так в Новом Граде и нет никого, кроме неревских.
Грудята не пришел. Сказался больным. Зато представители других концов явились, и в изрядном количестве. На тысячи счет пошел. И, как водится у новгородцев, все сразу начали шуметь, да так, что трем глашатаям не переорать. Даже подраться ухитрились.
Драку, впрочем, быстро разняли. И тишину установили. Относительную. Потому что всем было любопытно, для чего собрали. Может, великий князь что интересное предложит? Раздачу халявную или дело какое доходное? Или казнь какую-нибудь изощренную?
Допрос десятника Копыла ни в одну из перечисленных категорий не попадал. Ну да. Остановил. Ну да, подозрительным показался.
– Почему так? – спросил наместник Прокуй, которому Олег поручил вести дознание.
– Ну так бронь на них больно хороша, – простодушно сообщил десятник. – А сами молоденькие и всего четверо. Подумалось сперва: ограбили кого.
Развеселил. Особенно гридь.
– А потом? – поинтересовался Прокуй.
– А потом другие подошли, – столь же простодушно ответил Копыл. – Много. Да еще и нурманы с ними. И понятно стало: даже если и разбойники, то нам не совладать. Но обошлось. Не убили, не ограбили, только коней отняли.
– А вот он говорит, – кивок на Сергея, – не отняли, а сменяли. На лыжи. И ты согласился.
– А как тут не согласиться? – пожал плечами десятник. – Их вдвое против нас. Да еще и нурманы. Да и лыжи они нам тоже не дали. Хорошо, дорога укатана была.
– А скажи мне, Копыл, назвал ли себя этот воин, когда тебя встретил?
– Ага, – подтвердил десятник. – Сказал, что из Стемидовой гриди он.
– И ты ему поверил?
– Ну да.
– И все равно решил, что разбойник?
– Так эти, Стемидовы, главные разбойники и есть! – пылко воскликнул десятник. – Они ж нас грабят, как хотят! А шурина моего начисто обобрали две зимы тому, когда тот в ихнем селище торговал!
Вот это уже толпе понравилось. Зашумели одобрительно. Надо полагать, десятник выразил общее мнение новгородцев, независимо от района проживания.
– Так Стемид этот всегда так! – закричал воодушевленный поддержкой Копыл. – Все знают, как он купца нашего Грудяту имения лишил!
Сергей поглядел на Стемида.
Тот был спокоен. Во всяком случае внешне.
Олег поднял десницу, и стало тихо.
– Люд новгородский, вижу, трудно вам! – провозгласил он. – Бедно живете. И я здесь, чтобы сделать вас богаче!
И разразился шикарной речью. О том, как падут древние стены византийской столицы и потечет ромейское золото в новгородские сундуки. При этом в битвы ходить славным новгородцам не потребуется. Нет, если они захотят, то конечно. А если не захотят, то могут вложиться в будущий поход материально. Причем не обязательно живыми деньгами. Железными изделиями, кожевенной продукцией тоже можно. И за каждый такой «взнос» он, великий князь Киевский, обещает заплатить полуторную цену. Потом. После победы. И тут же принялся расписывать, как упадут цены на импорт после этой самой победы. И как поднимутся славные новгородцы. Из шелка портянки станут носить, в стеклянной посуде простоквашу ставить. Отличный оратор, надо отметить. Много всякого приятного наговорил. И все для того, чтобы прошло мимо сознания новгородцев коротенькое слово «после».
Вот теперь позиция понятна. Сергей, как потенциальный участник будущего похода, ее даже одобрял. По всем пунктам. Кроме одного. За смерть Ратши должны ответить не только исполнители, но и заказчик.
Великий князь завершил речь при полном одобрении люда новгородского, который так удачно собрался его послушать.
Сказал что-то негромко Стемиду. Тот кивнул. Повернулся к Сергею. Показал знаком: подойди. Не хотел, надо полагать, чтобы тот публично выразил недовольство.
Вот только не того он подзывал.
– Братья-варяги! – покрыл людской гул зычный голос Ререха. – Наш брат убит! Мой дружинник Ратша! Отец его, всем нам известный сотник Осмол, отдал мне сына в детские три года назад. Год назад я принял его в отроки. Братья-варяги, что мне сказать отцу о сыне? Что убит он лихими людьми по наущению новгородской старшины, с которой нам, варягам, спросить не дозволено! Как мне сказать ему о таком позоре?
