Вечерами он сидел над своей пьесой, улучшал и исправлял ее. Мечтал, как на следующий год ее поставит, как раз к своему семидесятилетию. Автор пьесы и режиссер! Против этого выступил Хрольвюр. Ульвюр с гордостью показал ему черновик, но Хрольвюр отклонил пьесу, прочитав лишь пару страниц.
— Это очень плохо, Ульвюр, — сказал он. — Может быть, ты был хорошим дипломатом, но ты никогда не будешь писателем.
И после этого было принято решение поставить пьесу Пальми.
Со смертью Хрольвюра все резко переменилось.
Вообще говоря, кто такой Хрольвюр, чтобы судить его? Да, он создал хорошую книгу. Очень хорошую. Однако Хрольвюр почивал на лаврах на протяжении десятилетий и за это время больше так ничего и не написал, лишь по полной использовал свою былую славу: продолжал продавать права на публикации по всему миру и много путешествовал, читая лекции. После войны жил в Рейкьявике, но переехал в Сиглуфьордюр, поскольку его звезда стала светить менее ярко. С его стороны это было хитрым шагом. Возвращение в родной город, где его все знали и уважали, где все читали его книгу, позволило ему отчасти вернуть былую славу. Он продолжал читать лекции и посещать литературные фестивали, иногда за щедрые гонорары. Нельзя отрицать, что старик сделал свою карьеру умно и, вероятно, сумел сколотить небольшое состояние.
Тем не менее Ульвюр вынужден был признаться самому себе, что ему будет не хватать старика. Хрольвюр иногда приглашал его вместе с Пальми в гости, и тогда они втроем сидели до ночи, выпивали, разговаривали, забыв обиды, и все недоразумения между ними исчезали как по мановению волшебной палочки. Хрольвюр был ярким человеком, космополитом. И это были памятные вечера. Они сидели втроем в полумраке: Хрольвюр, Ульвюр и Пальми — потягивали красное вино, говорили об искусстве, культуре или текущих делах, слушали оперу. Иногда просто молчали, звучала только музыка, — например, когда Юсси Бьёрлинг
[4] исполнял романс Неморино из оперы Доницетти
[5]. В это время разговоры были бы святотатством. Обычно они слушали записи старых мастеров на виниловых пластинках, и было неожиданностью, когда Хрольвюр приобрел проигрыватель компакт-дисков, — с современной техникой у него были сложные отношения. Бо́льшую часть времени тот пылился в углу, и его происхождение оставалось загадкой. Ульвюр слышал, что таинственная девушка из Патрексфьордюра, Угла, убедила Хрольвюра купить плеер и несколько компакт-дисков. Он последовал ее совету, и Ульвюр задавался вопросом: «Какое заклятие наложила на старика Угла?» Хрольвюр безмерно полюбил эту девушку, которая когда-то снимала у него квартиру в подвале и с которой он продолжал встречаться за кофе. Весь Сиглуфьордюр знал эту историю и с интересом наблюдал за маловероятной парой.
Ульвюру было известно, что Хрольвюр никогда не даст согласия на то, чтобы его пьеса была поставлена «Актерским содружеством». Он стал бы конкурентом старого учителя Пальми. Несмотря на малообещающие первые литературные опыты Пальми, Хрольвюр продолжал поддерживать его. И это окупилось. Со временем тот стал писать значительно лучше — даже Ульвюр должен был это признать. Несомненно, у проклятого учителя был талант.
Но теперь этой проблемы не существовало.
Ульвюр уже решил, что он сам незаметно предложит профинансировать свою пьесу, — конечно, этого было бы достаточно, чтобы убедить «Актерское содружество» поставить ее на его семидесятилетие. Недостатка в деньгах у него не было. Его дипломатическая работа хорошо оплачивалась. Несмотря на то что он наслаждался жизнью, почти ни в чем себе не отказывая, его денежные вложения всегда были выгодными. И хотя развод дорого ему обошелся, от его сбережений осталось еще немало.
Накануне пятидесятилетия Сони выяснилось, что их совместная жизнь далека от идеала. Разница в возрасте сама по себе никогда не играла особой роли — вплоть до этого момента. Ей было около пятидесяти, ему пошел седьмой десяток, он был временным поверенным в делах в посольстве Исландии в Норвегии. Известный, уважаемый человек, правда склонный к полноте и с изрядно поредевшей шевелюрой. Соня сохранилась на удивление хорошо. Ульвюр сразу понял, о чем пойдет речь, когда она сообщила — ее голос был сладким и безжалостным, — что им нужно кое-что обсудить. Она встретила другого человека, молодого. Намного моложе ее, сорокапятилетний инженер из Осло.
И хотя он ожидал чего-то подобного, окончательность этой новости стала для него шоком. Несколько суток Ульвюр не мог заснуть, впервые за много лет взял отпуск по болезни и лежал дома в темноте, пытаясь понять, почему все пошло наперекосяк.
Они прожили вместе больше двадцати прекрасных лет. Но он-то хотел, чтобы их было больше. В глубине души Ульвюр с самого первого дня знал, что рано или поздно они расстанутся. Так и случилось, в конце концов они развелись. И Соня сразу же переехала к норвежскому инженеру. Ульвюр остался один. Он вдруг превратился в старика, выполнял дипломатические обязанности больше по привычке и наконец решился выйти на пенсию.
За два года до этого в Сиглуфьордюре скончалась его мать. Она жила в большом старом доме и умерла в глубокой старости, ночью во сне. Ульвюр взял трехнедельный отпуск и прилетел в Исландию на похороны. Он был единственным ребенком, и на нем закончился их род. Завести собственных детей не получилось.
Прощание происходило в церкви Сиглуфьордюра жарким летним днем. У его матери было много друзей, все ее очень любили. Ульвюр чувствовал глубокую скорбь, но в то же время в глубине души он знал, что мать более шестидесяти лет терпеливо ждала встречи с его отцом там, по другую сторону жизни. Церемония была очень трогательной. Близкая подруга матери по церковной общине спела красивую песню, а Хрольвюр прочитал стихотворение из его знаменитой книги «Под сводом северных небес».
Старый школьный друг Ульвюра, который подрабатывал в агентстве недвижимости, предложил ему выставить дом на продажу. «Роскошный дом в лучшей части города, — предложил он вариант объявления. — Может использоваться в качестве прекрасной летней дачи».
Ульвюр попросил время подумать и решил задержаться в городе до конца отпуска. Прошло много лет с тех пор, как он был в родном городе так долго. Он имел обыкновение навещать мать один раз в год, обычно на Рождество, Пасху или летом, и всегда с Соней. Иногда мать тоже бывала у них за границей, но потом перестала принимать их приглашения из-за проблем со здоровьем.
Он провел в Сиглуфьордюре пару странных недель. Его чувство утраты усиливалось, когда он оставался в доме; Ульвюр скучал по матери, оплакивал отца и внутренне сознавал, что ему нужно остаться здесь. Море, высокие горы, старые дома — все это обрело для него странную притягательность. Он понял, что даже соскучился по снегу.
Ульвюр часто спускался к причалу, смотрел на фьорд — и вспоминал отца, которого похитило море.
Осознание того, что он примирился с фьордом и морем, было чем-то вроде откровения.
