Конечно, так называемые ранние исследования часто страдали теми или иными изъянами. Важна и цена вопроса: крупные клинические испытания очень дороги, поэтому доступные средства в основном направляют на изучение лекарственных препаратов, а не еды. В отношении продуктов питания часто имеет место парадоксальная ситуация: проведено одно-два испытания неправильного дизайна, сделан неверный вывод о пользе (или вреде) продукта, а потом никто уже не возвращается к закрытой теме. Бытует мнение: всем известно, что кофеин (ГMO, сливочное масло…) вредит здоровью, так зачем его изучать?
К счастью, непоседы-ученые время от времени склонны переворачивать устоявшиеся догмы. История попрания и реабилитации кофе как полезного продукта — хорошая тому иллюстрация.
Для начала напомним: кофе пришел в Европу от турок-мусульман, поэтому многими воспринимался как напиток дьявола. Противостояние между Европой и Оттоманской империей в те времена подогревалось католической церковью, которую возглавлял папа Климент VIII. Рука его была тверда, а суждения быстры: он прославился тем, что обратил в католичество Генриха Наваррского и сжег Джордано Бруно. Когда советники папы настоятельно рекомендовали ему проклясть кофе как исчадие мусульманского ада, тот потребовал снятия пробы лично. Запах, вкус и эффект кофе настолько впечатлили стареющего Климента VIII, что тот произнес: «Этот сатанинский напиток настолько прекрасен, что оставить его в исключительном пользовании неверных было бы несправедливо». Так черный кофе получил папское благословение и уверенно зашагал по католической Европе.
Но гугеноты и другие протестанты никак не могли согласиться ни с чем, что исходило от папы. Когда религиозные аргументы поутихли, в ход пошли утверждения о вреде для здоровья. Властители Северной Европы всерьез переживали за своих подданных и старались вразумить кофеманов всеми доступными им способами. В середине XVIII века шведы обложили ввоз кофе и чая такими налогами, что купить их можно было только на черном рынке и в подпольных кофейнях, и даже конфисковывали кофейные кружки как атрибуты порока.
В 1756 году кофе был полностью запрещен! Потом опять разрешен, но под тяжелым налогом. Чередование полного запрета с усиленным налогообложением продолжалось лет пятьдесят, пока на престол не взошел просвещенный в науках монарх Густав III, учредивший Шведскую академию наук и построивший Оперный театр. Поскольку кофе и чай Густав ненавидел еще сильнее, чем его предшественники, а запреты не помогали, король решил продемонстрировать вред от этих напитков путем прямого эксперимента.
Проинспектировав королевские тюрьмы, Густав нашел двух братьев-близнецов, обвиненных в убийстве и подготовленных к смертной казни. Король заменил им повешение пожизненным заключением, но с условием, что один из них будет каждый день до скончания жизни выпивать по три чайника кофе, а другой — по три чайника чая. За соблюдением кофеинового приговора должен был следить специально назначенный врач. Конечно, Густав рассчитывал, что век заключенных будет недолог и погибнут они в ужасных муках, убедительно доказав всему миру дьявольскую природу исследуемых напитков.
Сначала умер приставленный к братьям доктор, а потом убили и самого Густава — выстрелили в спину на бале-маскараде. Братьев унаследовал преемник Густава III, Густав IV Адольф. Спустя какое-то время братья всё же умерли, причем в мир иной первым отправился чаевник. Но поскольку к этому времени ему было восемьдесят три года, смерть нельзя было назвать преждевременной. О точной дате кончины брата-кофемана история умолчала — ко времени его гибели никого из учредителей эксперимента уже не было в живых.
Так гипотеза о явном вреде кофеина была впервые опровергнута. Что удивительно, и Густав III, и его сын Адольф сыграли в науку по-честному — ведь ничто не мешало ни тому ни другому августейшему монарху подсыпать подопытным какой-нибудь яд.
Полный запрет на кофе и чай продержался в Швеции до 1823 года, а тяжелое налогообложение с ограничениями — аж до 1951-го.
Будущие любители чая англичане с самого начала были более снисходительны к кофе, чем суровые шведы. Лондонские кофейни процветают с середины XVII века, их посетители — в основном мужчины. И вот в 1674 году в сторону кофе уже летит первый медицинский булыжник — ни на чем не основанный, но вполне увесистый. Петиция «Женщины против кофе»
[193] призывала к закрытию всех кофеен без исключения в связи с замеченным прекрасными дамами снижением «традиционной английской доблести». «Никогда еще мужчины не носили такие широкие штаны, и никогда в их штанах не содержалось так мало…» — говорилось в памфлете.
В Америке кофе был весьма популярен и до, и после Войны за независимость, но в середине XIX века его поставки стали нерегулярными из-за того, что северяне и южане были заняты вооруженной борьбой друг с другом. Поскольку свято место пусто не бывает, популярность приобрели кофезаменители. Производители суррогатов проклинали кофе в своей рекламе, утверждая, что этот напиток не полезнее наркотических веществ, табака, крысиного яда и вообще приводит к слепоте.
К началу XX века ситуация с недопоставками кофе постепенно исправилась, и кофе зашагал по США! Это, разумеется, не могло не вызвать бурные споры. Авторы публикации 1916 года в журнале для домохозяек довольно справедливо сообщают, что кофе вызывает нервозность, сердцебиение и бессонницу, — конечно, без уточнения доз
[194].
Потом, как гром с неба, — маленькая заметочка, но в Science
[195]. В 1927 году это издание, конечно, еще не было таким влиятельным, как сегодня. Но впечатление эта заметка на треть странички произвела немалое. Ученые провели опрос, сколько молока и сколько кофе старшие школьники выпивают в день, а потом сравнили полученные данные с их успеваемостью. Оказалось, что накофеиненные дети учатся намного хуже, чем те, кто пьют много молока! Еще выяснилось, что дети из бедных кварталов пьют в среднем 1,10 стакана молока и 1,19 стакана кофе в день, а дети из благополучных районов — аж 2,13 стакана молока и всего 0,31 стакана кофе.
Это еще не все. Один из трех ученых, проводивших исследование, — Джон Феттерман — в качестве своей основной аффилиации указал Совет по молочному животноводству города Питтсбурга. В неангажированность исследования верится с трудом.
С высоты современного понимания научного метода за первыми шагами нарождающейся науки следить занимательно и смешно. Однако результаты неправильных выводов могут завести далеко, а инерцию идеи, однажды проникнувшей в умы обывателей, переоценить невозможно.
