– Да, блядь, – резко перекрывает мое слабое возражение. – Ты хочешь, чтобы я тебя выебал. Потому что ты такая же долбанутая, как и я. Отзываешься синхронно.
– Ну и… – принимая вызов, злюсь. – Ну и… Да! Да! И что такого?! – выкидываю в пространство так же агрессивно и уверенно, как и он. – Я – твоя. Для тебя. Так должно быть! А ты… Не будь же дураком! Будь моим пламенем. Будь моим адом. Будь моим дьяволом. Будь всем! Я с тобой сгореть хочу! Только с тобой!
Столько энергии с этими пылкими мольбами выдаю, что в конце всхлипываю и натурально задыхаюсь.
– Марина… – хрипит разъяренно.
Но это не чистая злость. О, Боже мой, нет. Ярость сейчас – критический показатель силы совсем других чувств. Даня так тяжело дышит и так отрывисто надо мной содрогается, словно в его мире тоже не существует контроля. Только я.
Его горячий член жарит мне ягодицы. Пульсирует. Требует. Соблазняет.
И я уже готова на все. Действительно на все. Только бы утолить его голод.
– Сука… Сука… С-с-сука… – по интонациям кажется, что метает его в сомнениях. – Что делать? Что мне делать?
– Дань… Никита мне не нравится…
Вскрикиваю, когда хватка в моих волосах усиливается.
– Блядь, сейчас лучше заткнись! – едва скальп с меня не снимает.
– Нет, я должна сказать…
– Молчи, сказал!
– Он идиот… Никогда с ним… Только с тобой, Дань…
Звериное рычание. Толчок. Секундная паника из-за недостатка кислорода – мое лицо втиснуто в мягкий ворс кровати. Всхлипываю и мычу имя Шатохина. Натужно вдыхаю, когда он ослабляет хватку. Но это облегчение оказывается таким же мимолетным, как моя предыдущая истерика.
Рывок. Холодное колебание воздуха по взмокшей спине.
– Дань… Не уходи… – последнее стынет на языке, когда от шока его прикусываю.
Шлепок… Шлепок… Шлепок… Жутчайшая боль обжигает мои ягодицы. Размахами с обеих сторон прорезает кожу тысячами горячих иголок. Прожигает тело до слез. Они выходят из меня с рыданиями.
Меня шатает, но я вдруг стону. Вцепляюсь пальцами в ворсистое покрывало и, в инстинктивной попытке усилить свои ощущения, прогибаю спину и подаюсь задранной кверху задницей назад.
Ближе к Дане… Ближе... Еще ближе…
Пока не прижимаюсь к паху. Тогда, вздрагивая всем телом, со всхлипами шумно делю застрявший в легких воздух. Сцеживая слезы, такими же рывками вбираю новую порцию.
– Сука… – ложится на мою мокрую спину огнем. – Сука… Маринка… Что ж ты за ведьма такая? С-с-сука… Труба мне… Смерть мне… – ладони ласково по моим бокам скользят, заставляя хныкать от радости, сплоченной с удовольствием. – Господь Бог… Маринка… Марина… – дыхание ниже, тяжелее, нежнее. – Чаруша…
Мягкий толчок и... Вновь лицо мое в ворсе. Вновь задница кверху. Вновь сердце рвется шальными ударами. Обжигающий выдох между моих ягодиц. Раскаленный язык хлестким шлепком по клитору. Влажной змейкой по промежности, между половых губ и… Дальше. Выше. По анусу.
Содрогаюсь со стоном, когда внизу живота формируется внеорбитная Вселенная. Она жарче, чем Венера. Больше, чем Юпитер. Разреженней, чем Сатурн. Кратернее, чем Луна. Во мне зреют вулканы.
– Даня… Даня…
Когда чувствую внутри себя его язык, его палец… Я готова взорваться. Рассыпаться на мельчайшие частицы. Разлететься по миру пеплом. Просто, черт возьми, исчезнуть.
Только ради одного этого взрыва. Ради него. Ради своего мужчины.
Шатохин же… Он так вылизывает, словно стереть меня вознамерился. Стремительно, жестко, дико голодно… Бешено! Кусает, засасывает, буквально грызет и… Лезет и лезет пальцами внутрь меня. На каждом толчке сжимаюсь от страха. И расплываюсь обратно от блаженства.
– Пиздец, ты узкая… Пиздец, Марин… – дробит хриплыми стонами. – Хочу в тебя… Адски хочу…
– У-у-у-м-м… Дань… Больше всего на свете?
– Конечно, больше… Ух… Больше всего, блядь! Я сдохнуть готов, Марина!
– Ха-а-а… – выдыхаю на очередном пике аномальной тряски. – Даня-я-я-ах…
– Хочу, Марин! Хочу! Хочу! Дашь? Не дашь?
19
Боже, как же круто меня кружит!
© Марина Чарушина
Мозг в моей голове окончательно дожаривается. Вместо него там формируется новая живая материя – буйные джунгли. Со всей их флорой и фауной. Со всеми их странными сумасшедшими звуками. Со всей их бесконтрольной опасностью.
«Рано!», – прорывается сиреной глас разума.
Он еще не верит в любовь. Он еще не чувствует меня по-настоящему. Он еще не готов быть для меня всем.
– Дань… Ты ведь обещал, что целку не тронешь… – сиплю на выдохе, слабо ориентируясь в допустимости используемых слов.
– Я и не прошу твою целку, Чаруша, – меня только от звуков его низкого, дико сексуального голоса волной жара накрывает. Содрогаюсь. Плавлюсь. Лавой растекаюсь. Пока осознаю смысл сказанного, Шатохин отрывисто и нахально добивает: – Рвать тебя не буду. Оттрахаю только твою попку, Динь-Динь. Обещаю, колдунья, тебе понравится.
Боже, он все-таки хочет туда… Боже!
Паника внутри меня достигает критических пределов. В глазах темнеет, пока я не вспоминаю о необходимости дышать. Но едва мне удается жадными глотками втянуть кислород, пальцы Дани перемещаются. Покидая мою ноющую киску, вжимаются в анус.
– Ты говорил, что и так не будешь проникать… Не будешь трахать… Никак не будешь, Дань… – хнычу, воскрешая хладнокровное заявление, которое когда-то обидело, а теперь видится спасением.
Сзади меня разливается будоражащий, лишающий остатков разума смех.
– Планы поменялись, ведьма.
– А мои – нет! Я так не хочу!
– Ты еще не понимаешь, чего хочешь, Марина, – расчетливо льется очередное убеждение. Он не сомневается ни на секунду. Он… Он уже предвкушает то, что нас ждет. А мне просто страшно. Очень страшно! Особенно когда Даня выдыхает: – Готовься, Чаруша. Доведу тебя до беспамятства.
Боже, зачем я только приехала сюда? Боже…
Дергаюсь. Вырываюсь. Подаюсь вперед. Встаю на колени. Сдавленно пищу, когда чертова кровать начинает кружиться, словно долбаная карусель.
– Что ты делаешь? – спрашивает и ржет Даня. Поймав меня руками, прижимает и присаживает на свой член. Сдохнуть, какой он большой! – Куда ты бежишь, Динь-Динь? – хрипит приглушенно. – У тебя по ногам течет.
Чувствую, конечно. Густые соки моего безумного возбуждения тянутся по внутренней поверхности вязкими и липкими полосками.
– Уф, – грубо выдыхает Даня, кусая меня за шею. Рукой лобок накрывает. Будто выжимая, сминает мою киску пальцами. Настолько жестко, что, кажется, фиолетовые отеки оставит. А меня пробивает… Пробивает огненными стрелами удовольствия. – Уф… Уф, вот это писюха… Я хуею, Чаруша… Е-е-е… Я от тебя зверею… Ебать тебя не переебать… – и толкается.
