– Песня классная, – горланит мне на ухо Орос. – О нас с тобой!
Плевать, о чем он фантазирует, вслушиваясь в этот романтический бред. Я пытаюсь представить, что его в принципе нет.
Словно я в танцевальном зале. Словно это репетиция. Словно я просто сама с собой развлекаюсь.
Только вот слова дурацкой песни все же проникают в мой мозг и подрывают там ворох незабываемых воспоминаний.
Как безрассудно я любила… Как самоотверженно отдавалась… Какой счастливой я была…
«Я тебя обожаю…»
«Сейчас расслабься, кисунь…»
«Космос, Чаруша…»
«Это твоя энергия, Марина. Твоя шакти. Чувствуешь, как она горит, когда я тебя возбуждаю? Чувствуешь, маленькая…»
«Я здесь за твоим пятым пунктом. Что там? Бомби!»
«Ты пиздец какая красивая, Динь-Динь…»
«Маринка… Маринка моя…»
Не хочу останавливаться. Забываю ведь, где, с кем и по какой причине нахожусь. Боль уходит. Никита, толпа людей, даже этот душный зал – все исчезает. Я кружусь и кружусь, будто счастливее меня на всем белом свете никого нет.
«Иди сюда, Чаруша…»
«Сейчас полетаем, Динь-Динь…»
«Думаешь, что существует что-то, чего я еще не пробовал?»
«Что за бред, Марин? А? Кто, блядь, на такое спорит? Кто?»
«Пять Г» исключается… С тобой исключается…»
«Маринка…»
Сложно определить, сколько по времени длится эта странная эйфория. Много ритмов и мотивов сквозь мое сознание проносится. Много личных сокровенных моментов проматываются. Много слов проходит.
Пока внутри не поднимается слишком сильная волна тошноты.
– Мне в туалет нужно, – бросаю Никите, когда он мешает уйти с танцпола.
Его лицо вынуждает вернуться в действительность, и это оказывается чрезвычайно болезненным. Скривившись, выкручиваю руку и быстро иду в сторону уборных. По дороге туда щекам мокро становится. Лишь по этому факту осознаю, что плачу, и с оттяжкой содрогаюсь от муки.
Толкаю массивную дверь, переступаю порог и резко замираю. Не двигаюсь, а будто на полной скорости дальше несусь, чтобы разбиться о жестокую реальность насмерть.
Согнутая у пьедестала раковины полуобнаженная девушка и трахающий ее Шатохин – слепок на все мое тело. Потому как не только роговицу это видение выжигает. Словно от столкновения с бушующим пламенем, ожогами покрывается весь кожный покров.
Поймав в зеркале мой взгляд, Даня сразу же прекращает движения и полностью разворачивается.
– Присоединишься, Марин? – хрипит он, сжимая ладонью член и грубо его наглаживая через блестящий от смазки презерватив.
Дважды моргаю, прежде чем мозг принимает весь объем разворачивающегося посреди моего некогда чудесного мира кошмара.
– Чего застыла, Марин? Спускай, мать твою, трусы. Выебу на соточку.
Чудом успеваю заскочить в ближайшую кабинку и согнуться над унитазом, прежде чем меня выворачивает. А едва мой опустевший желудок успокаивается, позади раздаются шаги. Сплевываю, машинально утираю ладонью рот, сливаю воду и, игнорируя головокружение, выпрямляюсь. Шатохин в тот же миг шагает вплотную и оттесняет меня в угол.
– Что такое, Марин? От чего тошнит? А?
– Отвали… – с трудом сиплю я.
– С чего вдруг, Марин? Где твоя любовь? Я, может, в настроении сегодня о ней послушать, – жестко вытолкнув это, хватает меня за руку и заставляет обхватить свой все еще влажный член. Меня передергивает от омерзения, а он свирепо горланит: – Впаривай, давай! Ну! Еще, блядь, любишь?! Любишь, мать твою? Или все уже?
– Да пошел ты на хрен! – кричу я в ответ. Отдергивая руку, хлещу ею его по щеке. Раз. Другой. А потом и вторую кисть в ход пускаю. – Ненавижу тебя! Мерзкое животное! Сволочь! Ненавижу!!! – впиваюсь в его кожу ногтями. Не помня себя от горя, с остервенением продираю. – Тошнит от тебя, конечно… Конечно же, от тебя тошнит!
Даже осознав, что он никаких препятствий мне не чинит, а просто позволяет себя избивать, не сразу притормаживаю. Вскидываю взгляд, смотрю в лютые глаза этого зверя и вдруг за горячечной пеленой безумия вижу нечто такое, что окончательно душу мне взрывает.
Захлебываясь рыданиями, отчаянно отталкиваю Даню от себя. Он поддается. Тяжело дыша, приваливается спиной к противоположной стене кабины. Откидывая голову, зажмуривается и яростно стискивает челюсти.
– Это я с тобой закончила, Даня Шатохин! Я! – бомблю на пике эмоций. – Я умнее тебя. Я быстрее. Я смелее. И я еще буду счастливой. А ты – никогда.
Выскочив к раковинам, на приводящую себя в порядок девицу не смотрю. Быстро мою руки, споласкиваю лицо и якобы спокойно покидаю уборную.
37
Сколько можно меня убивать?!
© Марина Чарушина
– Объяснишь, что случилось? – допытывается Никита крайне раздраженным тоном. – Мариш? Ну, что ты молчишь?
Около получаса прошло, как я вернулась из уборной. Около получаса мы бесцельно сидим за столиком. Около получаса плодим вокруг себя мрачную плесень разлада.
Ведь когда все вопросы Ороса остаются без ответов, он, оправданно, начинает беситься. Понимаю его чувства, но заставить себя говорить не в состоянии. Все еще пылаю внутри. Казалось бы, уже давно все должно выгореть. Но агония не прекращается.
Это ведь игра. Я же в ней просто персонаж с бесконечным набором жизней. Проваливаю уровень, умираю, и рестарт. Это не похоже на воскрешение. В нем должно быть что-то светлое, а во мне такого точно нет. Каждый раз перезагрузка лишь убийственного «ПОСЛЕ» происходит, где я в разгаре мучительной гибели.
– Так, ладно… Едем, отвезу тебя домой.
Никита начинает подниматься, и я, наконец, отмираю.
– Не хочу домой, – выдаю сдавленно и сипло.
Голос сорвала, как оказывается. Недаром в горле дерет. Хоть в чем-то боль является физической.
Смотрю все так же прямо перед собой. Боюсь шевелиться. Потому что сидящий за соседним столиком Шатохин, в нашем адском «ПОСЛЕ», глаз с меня не сводит.
Знаю, что он один. Знаю, что продуцирует в мою сторону бешеную агрессию. Знаю, что безбожно бухает – целую бутылку ему принесли, и он ее за те же полчаса почти приговорил.
Зачем смотрит непрерывно, словно готов наброситься? Что ему теперь надо? Отвалил бы к своим чертям!!!
Он же… Взглядом будто приковал меня к месту. Чего я еще жду?! Почему не могу покинуть это гребаное заведение? У меня будто все силы иссякли.
– А чего ты хочешь? – выталкивая это, Орос со вздохом садится обратно на диван. Пытаясь поймать мой взгляд, подается немного в сторону. – Марина? – когда удается зафиксировать зрительный контакт, опускает свою ладонь на мою кисть. – Да что с тобой происходит? – сжав мои подрагивающие пальцы, отрывает их от стола. – Ты горишь.
