– Вот именно чувство юмора я всегда ценил в вас, – снова проговорил тот же человек, – это показывает в вас сильную личность, хоть, с точки зрения психологии, намекает на некую замкнутость и двойственность натуры. Да… Но и работа у вас непростая… скорее всего – профессиональная деформация психики…
В этот момент яркий луч лампы скользнул влево, осветив полумрак помещения, в котором мы вели эту светскую беседу, не доставлявшую мне душевного спокойствия. Я несколько раз зажмурил веки до фиолетовых пятен, после чего снова их открыл: мои руки были прикованы к креслу-каталке для инвалидов, впрочем, как и ноги.
Я вгляделся в пятно лица за канцелярским столом.
– О! Господин младший комиссар! – воскликнул я, как умирающий лебедь. – Я как-то совсем про вас позабыл…
– Что же, – его по-бульдожьи обвислые щеки дрогнули, а рот сжался, – обидно, что вы меня недооценили, но приятно, что я не выделялся в общем хороводе, Моррисон. Хотя я все сделал для того, чтобы про меня никто и не подумал, дружище. Я – профессионал, как и вы. Не то что этот фанфарон Зеленский…
Он осклабился, и его водянистые серые глаза сверкнули вместе с лысиной под боковыми лучами лампы. Это был заместитель Зеленского, младший комиссар криминальной полиции Генрих Миллер. И теперь я окончательно понял, почему он всегда казался мне мутным типом.
– Хочу сразу заметить, мистер Моррисон, что ни особой любви, ни ненависти у меня к вам нет, это для понимания. – Он махнул куда-то в полумрак. – Развяжите его, джентльмены, мы не должны вести себя с мистером Моррисоном, как варвары. Но – только руки… и да, налейте ему стаканчик его любимого пшеничного виски. Вам со льдом, мистер Моррисон?
Внезапно из-за спины у меня выросли четыре руки, которые, не особо церемонясь, сорвали с моих рук липучку, отстегнув стальные карабины.
Я немного размял руки, зачем-то подув на них.
– Да, – проговорил я, – если есть «Дева Самия», еще можно чашечку кофе и мои сигареты Old Gold.
– Вы все слышали? – Миллер приподнял бугорок безволосой правой брови на выпуклом лбу, глядя куда-то в полумрак.
Руки, как по команде, исчезли, и уже через минуту я держал бокал с виски и зажженную сигарету. Сервис меня очень радовал, но казалось, что за это должны попросить нечто большее, нежели суточные.
После пары глотков живительного напитка в голове моей приснилось, но особо легче от этого не стало: я спиной ощущал направленные на меня дыры стволов огнестрельного оружия.
– Теперь мы можем поговорить, – удовлетворенно ухмыльнулся Миллер, – я, знаете ли, не люблю разговаривать с подследственными, не уравняв нас в комфорте. Это, если хотите, моя слабость – а возможно, мой метод, как вам будет угодно.
– Большое спасибо, господин младший комиссар, – кивнул я, отсалютовав бокалом, – вы настоящий гуманист!
– Бросьте вы юродствовать, Моррисон, – отмахнулся он, – да, я понимаю, что вам не нравится текущая ситуация, как она не понравилась бы и мне, но я прошу вас, давайте отставим все ваше остроумие, все ваше желание вывести меня из себя, чтобы я совершил ошибку. Давайте поговорим как профессионалы, как деловые люди. Хорошо, Моррисон?
– Давайте попробуем, господин младший комиссар, – согласился я, ощущая какой-то могильный холод в его словах, несмотря на их показную дружелюбность.
Я, вообще-то, не особо общался с Миллером по работе – даже с Зеленским чаще, хоть и не назвать это общением.
– Моррисон, я же просил, – он немного поморщился, и я немедленно срисовал его слабое место, – подчеркивая слово «младший», вы ничего не добьетесь…
– Простите, а могу я называть вас просто Генрих? – не выдержал я, вспомнив Пакеду.
– Отлично, дружище! – Миллер рассмеялся каким-то тявкающим смехом, – а я буду называть вас Заг.
– Приемлемо, – кивнул я.
– Так вот, Заг, – кивнул он, улыбаясь, – чтобы мы с вами друг друга поняли, расскажите мне абсолютно честно, как вы тут оказались и какие инструкции вам дал Зеленский. Я знаю, что поручение Пакеды это прикрытие для вашей операции, которую выдал вам этот недалекий недотепа (он рассмеялся своей шутке). Я думаю, это не только мое мнение относительно нашего шефа… И вообще – мы с вами на одной стороне Моррисон.
– Дайте-ка угадаю, – нахмурился я, – Зеленский собирается выиграть выборы на пост генерального прокурора, а на свое место прочит этого идиота Фрэнки Бреггера?
– Вы, как всегда, проницательны, Заг, – кивнул Миллер, – и даже если бы вы поверили, что тут нет моего личного интереса, просто представьте себе, что шефом Фрозентрона
[43] на Пиллар-стрит, 39 становится наш приятель Фрэнки? Даже учитывая, что он долго не проработает… Он яростный луддит – а значит, и сиблингам в управлении придется несладко…
– А я где-то слышал, Генрих, – я затянулся сигаретой и бесцеремонно стряхнул пепел на пол, – что вы также состоите в партии «Луддитов».
– Заг, дружище! – Он отмахнулся с комичным выражением лица. – Ну есть же разница между убеждениями и политикой? Уж вам ли это не знать? Фрэнки еще тупее Влада, хотя, казалось бы – куда дальше? Вы же знаете его. А я – да: предпочитаю быть серой мышкой. Думаю, для вас не является откровением, где я раньше работал?
– «Наследие Предков»? – спросил я наугад.
– О! – Миллер округлил свои маленькие серые глазки, как два волдыря: на веках не было заметно ресниц. – А я ожидал, что ты скажешь просто «эволюционер». Заг! Извини, что на «ты» – но ты нравишься мне. Кажется, моя нейтральность пошатнулась. Правда, это не имеет отношения к нашей деловой беседе.
– Очень лестно слышать от тебя, Генрих, такие слова. – Я снова отхлебнул из бокала.
– Ах, оставьте. – Он картинно взмахнул головой синхронно с ладонью и вперился в потолок. – Впрочем, я перехожу к главному. Потерпи немного.
Я внутренне напрягся.
– Видишь ли, Заг, – он сжал губы, – буду краток и откровенен, что бывает со мной весьма редко. Пакеда смещен с должности. Люди его – мертвы, и он не скоро их хватится. А как хватится – тут есть альтернативный вариант. Но об этом позже. Итак, ты уже, наверное, знаешь о «Глобстерах», которые делятся на «контролеров» и «бессмертных»? Недаром же ты столько времени провел с красавицей Анджелой?
– Все так, – кивнул я, – только не впутывайте ее в это, я и так узнал бы обо всем. Просто с ней вышло быстрее…
Он ухмыльнулся.
– Ну да, Зеленский не ошибся в выборе. Но видишь ли, в чем дело, Заг, ты не знаешь о третьей силе в этой песочнице: они называют себя «избранными». То есть «бессмертные» ставят в свои черепа артефактные железяки, которые тормозят процесс старения клеток и запускают обмен веществ в случае смерти, «контролеры» обладают неким «серым взглядом», который отлично ретранслирует найденная тобою иголка, и все «бессмертные» станут подчиняться этому излучению. А вот «избранные» знают, как от этого луча экранироваться. Понимаешь?
