Как-то легче не стало…
Дневник больного на голову…
Сегодня, кажется, четвертый или пятый день изоляции…
Сергей отказывается отвечать на вопросы: либо по его щекам текут слезы, либо он в истерике, которую приходится гасить ударами по щекам, но и такая тактика не сильно помогает.
Он бормочет что-то вроде, что, если его будут убивать, он признается, кто он, и все расскажет. Только ему страшно, не станет ли от этого еще хуже. На мой вопрос, а кто он и в чем собирается признаться, начинает нести какой-то полный бред, что он сын миллионера, и он хочет его убить за то, что тот погубил мать. Совсем, кажется, парень с катушек слетел…
Я начинаю и сам сходить с ума в компании сумасшедшего… Говорят, бытие определяет сознание.
Сергей продолжает плакать – и меня это уже угнетает… да, если честно, и я готов плакать – лучше бы меня просто пристрелили, чем ждать этой операции… не хочу так закончить свои дни – Алиса… Алиса… Зачем я тебя подкалывал? Это так глупо…
Очень хочется есть.
Я уже изучил все узоры каменной кладки и застывшие пятна цемента…
Неужели так легко сломать Зага? Да – оказывается, легко…
Удивительно то, что в отличие от нашей темницы «фрозентрона» тут нет ни тараканов, ни клопов, ни крыс: санитария на высоком уровне.
Я настолько не привык к полному бездействию, что худшей пытки для меня не существовало. Особенно в последнее время моя жизнь изобиловала такой массой событий, что сейчас я просто ощущал себя в некоем безвоздушном пространстве…
Я мысленно разгадываю кроссворды и читаю наизусть стихи. Стараюсь думать об Алисе, и от этого становится немного легче.
Два раза заходили в нашу камеру люди в масках – такие пластиковые маски Ангры, жутковатые… И я не бросился на них, не ударил в кадык, как собирался, – я покорно, будто кусок говядины, выходил в зарешеченную зону возле камеры и покорно стоял с трясущимися руками, пристегнутыми к стальным прутьям наручниками, в то время, пока они обыскивали нашу камеру, наводили порядок и приносили еду…
Если бы я был в нашем фрозентроне на Пиллар… как давеча…
Я – совсем не тот «ЗАГ», я – иллюзия «зага»… и «Синий бутон», и даже Джо выглядят сейчас как глупость… Алиса… Алиса…
По ночам опять эти далекие глухие крики – начинаю привыкать… Я уже представил, как сдирают мою кожу – хотя зачем им это? Все будет культурно и цивилизованно.
Безысходность? Отчаяние? А чем это отличается от обычной жизни? Я не помню…
А может, так и должно быть? Может, я борюсь с пистолетом против метели?
Разве можно застрелить снежинку?
Мы привыкли к мысли, что люди – часть природы, и вышли из ее биологической сферы. Но у людей есть интеллект и самосознание, а это уже противоестественно для природы. Иначе тогда нужно признаться, что все созданное людьми это такой же естественный ход событий: от пластика до Великой Катастрофы Древних.
Так, значит, арты в головах и управление тупыми богатеями – это правильно?
Опять звуковое сверло… Сергей лежит и не шевелится… Только постанывает как-то нехорошо… Его тело иногда сводит судорога: такое ощущение, что он хочет проблеваться, но не может…
А я – ну так, вспоминал свою жизнь. Вспомнил многое и не самое приятное…
Мысль о еде идет параллельным фоном.
А еще мне снова привиделось лицо безглазой женщины – она всегда молчит, а сегодня сказала…
– Я нашла тебя! Нашла! – вдруг выкрикнула она. – А ты не рад?!! Будешь отцом моей дочери!
Я в ужасе проснулся и лежал несколько минут в гробовой каменной тишине…
Бормотание в голове медленно проходило…
Потом я опять отрубился – как электроприбор, у которого выдернули штепсель из розетки…
– Эй! Приятель! Очнись!
Хлопки по щекам вытащили меня из небытия…
– Иначе ничего не выйдет, – произнес молодой веселый голос, – ты давай, будь в сознании, крошка… а то все пойдет помохнатому, а главное – не будет тех нужных рефлексов, да и гематома может нарисоваться… а там и абсцесс…
Я привязан… точнее – распят на какой-то штуковине. Одежды на мне не было.
– Очухался! – раздался голос. – Включай!
Я озираюсь по сторонам – интерьер изменился, и мой мозг включился.
Хотя – лучше бы он этого не делал…
Я находился в большом каменном помещении, где свет сиял только в некоторых местах, но в каких…
В подсвеченных круглых стеклянных емкостях стояли застывшие человеческие фигуры без кожи – экорше
[46].
Вокруг фигур проплывали стайки пузырьков, свидетельствующие о том, что эти трупы стоят в жидкости, которая обогащается неким газом.
Я же величественно возлежал на какой-то смеси стоматологического и гинекологического кресла крестообразной формы. Над моим бренным черепом возвышался некий металлический купол, почти как у профессора – даже гудение было похожим.
Кое-что меня беспокоило – это тела с содранной кожей, странный мандраж в теле и пара человек в белых халатах. Кажется, у одного из них текла слюна, по крайней мере, блестела нижняя губа.
– Та-а-ак… – протянул тот, который со слюной, – давай-ка на восемь с половиной и озон по максимуму – третью арт-группу включаем.
Что-то загудело, и по коже пробежала волна жжения.
– А чего это у вас тут ребята какие-то ободранные стоят? – с дрожью в голосе спросил я.
– О! Хорошо, что ты спросил, – хмыкнул парень, который без слюней, – это пластинация
[47], это те – с кем не получилось. Надо же изучать собственные ошибки… Но честно, парень, это было давно… Ты у нас не первый удачный экземпляр. Конечно, если у тебя аллергии на анестезию нет!
И они заржали, как два пьяных коня.
Только сейчас я почувствовал запах формалина и неприятный, сладковатый и гнилостный привкус в теплом воздухе…
– Сейчас, погоди, парниша… – Слева от меня зажужжала фреза, которая на рельсах двигалась к моему стальному колпаку: не знаю – было там отверстие или она должна его просверлить, но я впал в дикую панику, и грудь мою обожгло огнем… В голове все как-то замерцало… Я вскрикнул, и снова темнота…
Новое пробуждение случилось от дикой головной боли…
