И он как-то комично хрюкнул…
А я пошел. Шапку мне на голову не надевали.
Пока я ехал уже без привязанного сзади «роллинга», голова стала соображать на редкость ясно. День я помнил во всех подробностях для того, чтобы сделать выводы.
Не НОБНОТ, не жандармы, не ягоды и не гангстерские разборки…
«А» и «Б» сидели на трубе. «А» упало, «Б» пропало – кто остался на трубе? Правильно! Большой Джордж Пакеда. Вот кто…
Зачем ему все это? Пока не ясно, ему или еще кому-то, но сигнал точно идет через торговца. Артефакт нужно изучить детально, сиблинг я или сиреневая фея?
Да и, к моему большому сожалению, приметный, хоть и совсем не редкий «паккард» придется бросить. Не менять же, в самом деле, номера и цвет? Это элементарно в деньги встанет, а их пока немного. Да и небезопасно это. Ну, к бабушке сгоняю так, а потом брошу в доках же, только в другом месте, и возьму такси.
Надо по-быстрому заскочить в офис, привести себя в порядок, раз даже Папа Монзано сказал, что от меня разит бензином. Да и как я не пытался очистить одежду при помощи щетки из бардачка погибшего «роллинга», всю ее просто требовалось отнести в прачечную, а если кровь на плаще засохнет окончательно – ничем не свести потом.
Зодиак-хранитель, какой же сегодня длинный и странный день! Вот уж действительно – сумасшедший!
Я оставил «паккард» в подворотне возле набережной Гренадеров, заскочил в офис, выслушал от Алисы по пунктам о всей проделанной работе, от кофе отказался и сказал, что еду в Эгельберд-холл.
Я с некоторым трудом уговорил Алису забросить мою грязную одежду в прачечную дедушки Чонга, так как сам не успеваю – благо я все уже упаковал в пакет. Я планировал приехать к Жанне Луизе в приличном виде, а то ведь старушка тот еще астролог.
Алиса сказала, что в ее служебные обязанности не входит стирать грязное белье босса, на это я резонно возразил, что я не заставляю ее лично стирать мои вещи, к тому же это далеко не белье, а обычная верхняя одежда, и уже упакованная.
Тут Алиса соизволила поинтересоваться, по каким крышам или голубятням я лазил сегодня, и мне пришлось живописать в красках те ужасные события, участником которых мне довелось стать, опустив некоторые подробности относительно контрабандных ягод и визита к Папе. Некоторое время она молчала, а потом спросила, стоит ли ожидать осложнений с мафией, на что я только покачал головой, с сосредоточенным видом занявшись разборкой и чисткой своего «Соера», подстелив свежую тряпку.
– Старайтесь не рисковать понапрасну, босс, – наконец выдала она, очаровательно убирая свою непослушную челку, – мне будет очень неприятно остаться без любимой работы.
Если кто-то не понял, так мисс Линсдэйл выразила мне свое восхищение и сочувствие одновременно.
– Не босс, а Заг, – снова поправил я ее, – а потом вы с вашими талантами и способностями вряд ли долго останетесь без работы.
– Вы же знаете, Заг, – она сделала легкий акцент на имени, – несмотря на ваш сложный характер, некоторые пробелы в воспитании и несносные манеры, мне нравится работать именно с вами.
Ну, это уже было едва не признание в любви! Хотя, возможно, Алиса просто мазохистка? Конечно, ей нравится: рабочий день не фиксированный, в любой момент можно взять отгул, никаких проблем с полицией, куча редких и подчас уникальных артефактов, да и мое скромное общество довершает идиллию «Белого квадрата».
Как-то раз она поинтересовалась у меня, почему я выбрал такое «нелепое и ничего не говорящее название». Ее непосредственность меня иногда поражает – это вкупе-то с перфекционизмом! Пришлось объяснить, что это в честь картины одного художника-авангардиста (хоть я и не сильно люблю авангард), которая называлась «Белый квадрат на белом фоне». Картина вроде бы ничего особенного не представляла, кроме действительно белого холста, и многие считали это надувательством. Но если приглядеться внимательно, становилось видно, что разные направления мазков и едва уловимые оттенки позволяли и впрямь увидеть обычный квадрат. А при специальном артефактном освещении он загорался призрачно-фиолетовым светом.
После этого мне пришлось выслушать от Алисы критическую тираду о современном искусстве вообще и конкретно об этой картине в частности. И сколько я не пытался ей объяснить, что это метафора нашей работы – искать в очевидном сокрытое, как и с артефактами, она не сдавалась. Не буду же я ей рассказывать, что в детстве мама повела меня на выставку, где я увидел эту картину, а запомнилась она мне тем, что в буфете были вкусные блинчики с обалденным шоколадным соусом!?
В общем, покончив с оружием, я быстро спрятал саквояж под кроватью в спальне, чтоб глаза не мозолил, а арт Пакеда положил в экранированный сейф. Затем быстро принял душ, переоделся и, попрощавшись с Алисой, вышел из офиса. Надо было торопиться в «дом с привидениями».
К вечеру со стороны моря снова пришли серые облака. Они, словно разорванные паруса фантастических кораблей, колыхались на ветру и суетливо уплывали куда-то на юго-восток.
Вскоре после того, как я остановил «паккард» недалеко от ворот особняка, с небес начал падать мелкий и, казалось, тоже цвета серых облаков, дождь.
Я хлопнул дверцей и, подняв повыше воротник плаща, ибо зонт я оставил в офисе, зашагал к уже знакомой калитке. Она была не заперта, и хоть меня никто не встречал, я уже знал дорогу.
В сумерках Эгельберд-холл, тускло сияя редкими огнями на фоне плачущего неба, производил довольно мрачное впечатление. Не спасали даже редкие газовые фонари, разбросанные по парку и стоящие рядом с входом. Они как бы подчеркивали темную громаду дома, в котором свет горел лишь в немногих окнах первого этажа.
По площадке с клумбой мне навстречу шагал Стовангер. В руке он нес большой зонт-трость с резной костяной ручкой.
– Тысяча извинений, господин Моррисон! – пробасил он. – Я недопустимо задержался!
– Нет-нет, – возразил я, – все в порядке. Миссис Эгельберд еще не спит?
– Госпожа ожидает вас.
Проторенной дорогой, мимо почерневших в полумраке персиковых обоев мы проследовали в гостиную. Там все было по-прежнему: пылающий камин, стол трехсотлетней давности и хозяйка особняка, сидящая на том же месте и, по-моему, в той же позе, с тем же выражением лица. Разве что витраж потерял ощущение воздушности, которое присутствовало днем. Так же тикали часы, как и ранее, пробившие в честь моего появления.
За левым плечом своей госпожи безмолвно стояла Мэри, скрестив руки на платье чуть ниже живота.
– Добрый вечер, мистер Моррисон, – произнесла Жанна Луиза, – вы, как всегда, держите слово.
– Здравствуйте, миссис Эгельберд, – я слегка поклонился, приподнимая шляпу, – я готов приступить к делу.
Про себя я подумал: знала бы она, что если бы меня сегодня ухлопали, я бы вообще не приехал.
– Выпьете что-нибудь? – предложила хозяйка.
