Как ни странно, сыростью почти не пахло: под потолком висел жестяной гофрированный раструб вентиляции, который негромко гудел.
Перед фальшивым окном был расположен офисный стол с ящиками, на котором стоял древний индукционный телефон с блестящей ручкой, которой нужно накручивать катушку. Рядом с бутылкой виски «Фокс» лежала еще стопка книг в кожаных переплетах.
За столом же восседал… Не знаю, как описать: вроде бы старик с ежиком серых волос. Но главное было в том, что он не производил впечатления старика – несколько вытянутое морщинистое лицо, немного тяжелая нижняя челюсть, топография морщин, но при этом очень живой и блестящий взгляд из-под длинных ресниц. Он был сиблингом, только непонятно чьим, подписи было не видно.
– Здравствуйте, – чуть хриплым голосом произнес старик, бросив на меня оценивающий взгляд, – вот, значит, кого они прислали… Что ж, не худший вариант… Присаживайтесь… Принеси нам морса, Бони!
Последняя фраза адресовалась прыщавому служке. Тот молча кивнул и растворился в темноте коридора, а хозяин комнаты кивнул мне на грубый деревянный стул напротив.
– Здравствуйте, – коротко кивнул я, – меня зовут Заг Моррисон, я представляю…
– Да мне плевать, сынок, кого ты там представляешь, – перебил он меня спокойным голосом, – главное, они прислали тебя…
Взгляд его пронзительных глаз был изучающим, а зрачки сверкали бликами от ламп.
– Прошу прощения, – я повторил жест старшего комиссара, потерев нос большим пальцем, – у меня лицензия «бета», я сиблинг Фауда, частное агентство «Белый квадрат». Я сам по себе, но да – как вы выразились, «они» прислали меня. Все же повторюсь – я сам по себе, а «они» – сами…
– Что ж… – Мужчина прокашлялся. – Они стали осторожнее… Только ты и сам берегись, они не любят, когда кто-то знает то, что знают они…
– Хорошо, – кивнул я как можно серьезнее. Мне показалось, что я попал в тайную палату сумасшедшего дома. – Меня просто попросили собрать факты. Не более того. А отец Готлиб предупредил, что я не должен ничего разглашать…
– Давай по стаканчику? – Он посмотрел на меня, словно в его взгляде были пылающие стрелы Азера-Стрельца.
– Не откажусь, – кивнул я.
– Из закуски у меня только шоколад, – как бы в оправдание развел он руками, протягивая мне распечатанную плитку из коричневых квадратиков.
– Вполне сгодится, – махнул я рукой.
– Ты хороший парень, Заг, – ухмыльнулся он узким ртом.
– Не все так считают. – Я вернул ему ухмылку. – Прошу прощения, как к вам можно обращаться?
– Зови меня, к примеру, капитаном. – Он негромко хрюкнул, и добавил: – Да, капитаном…
– Хорошо, Капитан, – ответил я. – Прошу прощения за вопрос, – я смотрел ему прямо в глаза, – не Азера ли вы сиблинг?
– Молодец, соображаешь, – ухмылка его тонких губ выглядела трещиной на лице, – сразу видно фаудово племя…
Я не ответил, и хозяин комнаты тоже молчал.
– Как ты думаешь, Заг? – наконец произнес он, прищурившись, – сколько мне было лет в тысяча девятьсот двадцать первом году?
– Не имею понятия. – Я разлил нам виски в два стакана, которые также стояли на столе.
– Правильно, – он улыбнулся кончиками губ, – тебя тогда еще и в проекте-то не было…
Я промолчал.
– Так вот, – он коротко вскинул тумблер, и оказалось, что его тонкий, почти безгубый рот открывается как гигантский кошелек, – тогда, в то время, мне было двадцать лет. Казалось бы – не так уж и мало.
Он снова хрюкнул.
– И представь себе, – он утер тонкие губы тыльной стороной ладони, – я был в чем-то похож на тебя. Да… Тоже сиблинг, тоже «правильный» такой… Идейный…
Он вынул из ящика ореховую трубку и черного бархата кисет, начав набивать ее. Когда-то в юности я пытался курить трубку, чтобы подражать старшим, но довольно быстро понял – это не мое.
– Ладно, – он выпустил облако ароматного дыма в сторону решетки воздуховода, – не стану утомлять тебя старческими воспоминаниями. Ты же знаешь про Вторую Горячую?
– Изучал внимательно, Капитан, – кивнул я, – отец мой на бронепоезде служил.
– Даже не буду спрашивать, на чьей стороне, – он слегка ухмыльнулся и налил себе стакан до краев, – а я был одним из «блюстителей», вступил в ПЭ и быстро дослужился до офицера. Да – сейчас придется размазать сопли и сказать, что я раскаялся и понял, как это было ужасно… Но так и было, Заг. Смерти я не боюсь уже давно, и здесь спрятался скорее из вредности, старческой вредности, да. Просто мне не хочется, чтобы «они» одержали верх, так как нами просто воспользовались.
Когда я понял, что могут наши эволюционеры, сначала мне это очень понравилось: сам подумай – скачок развития, мудрые сиблинги у власти вместе с единородами строят из артефактов новый прекрасный мир и бла-бла-бла! Сам понимаешь – идеализм и детский понос…
Он сипло рассмеялся своей шутке и тут же закашлялся.
– Так вот, – он продышался и налил себе еще стакан, – что-то пошло не так, и началась Вторая Горячая. Ненависть выплеснулась, маски были сброшены, и вся идеологическая чушь сменилась чистым жестоким прагматизмом. Единороды начали резать сиблингов с не меньшим энтузиастом, чем наши. Я не стану себя оправдывать, хотя и отказывался участвовать в массовых казнях и допросах. Я был «блюстителем», и этим все сказано… Но не такой борьбы я хотел… не такой.
Он немного помолчал, задумчиво глотая дым.
– После Фаудского процесса, который иногда цинично называют «Суд победителей», мне удалось скрыть свою принадлежность к «блюстителям», и меня признали рядовым «люци». Получил я три года трудовых работ, после чего решил изолироваться от мира: мне были противны как тупые единороды, так и лицемерные сиблинги. Разочарование… Вот что самое страшное, вот мой собственный суд… да…
Он сжал и без того тонкие губы и, опрокинув в рот очередную порцию виски, бесцветным голосом продолжил:
– Естественно, я оттяпал свое прошлое, как гангрену. Даже начал находить удовольствие и какой-то смысл в проповедях отца Готлиба. Но тут прошлое догнало меня. Ты этого еще не поймешь, ты слишком молод для этого. Но созданное нами прошлое всегда находит нас, не важно, как и какое: в старости, кроме прошлого, ничего нет.
Так вот, месяц назад, примерно в середине сентября пришел ко мне один старый знакомый, назовем его условно Гюнтер, и сказал мне некоторые вещи, которые меня всколыхнули, и прямо скажу, Заг, обескуражили… Смешное слово «обескуражили»?
И он зашелся в приступе смеха, переходящем в приступ кашля.
Отдышавшись, он продолжил:
– Этот выродок йети посчитал меня пострадавшим! Он решил, что я живу в этом заточении, мучаясь от страха и страдая от несправедливости! Звал меня обратно на «работу» – ты можешь себе представить? Прошло уже больше тридцати лет, и я им понадобился! Это же полный идиотизм… но, видно, у них там сейчас хорошие контракты – он мне кучу талеров обещал. Старый придурок… Я-то хоть знаю, что я – старый придурок, а он, кажется, не повзрослел за эти годы, хотя сам вроде умеет деньгами крутить… да, печально… да и Шер его сожги! – Он откусил кусок шоколада первый раз за беседу. – Скорее всего, если я тебе что-то расскажу, меня убьют. Рано или поздно, но, как я уже говорил – смерть это ерунда в сравнении с тем, что эти выжившие из ума маразматики затеяли. Я уже давно зажился на этом свете, ну, сколько мне осталось жить в этом подвале? Это такая же тюрьма, как и весь наш Купол…
