– Ну, по теме, да, – вынужден был согласиться Гас.
– Так вот, – продолжил я, – работать на вас я не стану, да и не смогу: не в понятиях это…
– Конечно, – не выдержал Гастон, – ты же сам Папе настучал…
– А мне что, надо было запереться дома и поплакать? – возмутился я. – Я тогда вообще не вдуплял, что за Ангра на меня вешают! Так я поехал к Папе на разборки, а он и спросил за предъяву!
– Ладно, ладно, – наморщил лицо Гастон, – ты в праве.
– Так вот, – продолжил я, – даже если бы я и хотел за вас вписаться – а я не хочу, не вышло бы ничего. Меня на эти разборки подпрягли фараоны, НОБНОТ и Папа. Да и жандармы интересуются. Я так и так дороюсь до правды, но не с вами. Единственное, что если это не затронет ничьих интересов, я, когда все узнаю, могу вашим шепнуть на ушко, кто виноват. Но взамен мне нужна от вас инфа – кто, что и зачем. Только так я могу вписаться. Слышишь?
Он задумался, насупившись и теребя застежку манжеты на плаще.
– О’кей, – нехотя согласился гангстер, – но всего я тебе не расскажу, так, наметки дам – это не вопрос.
– Кто заказчик? – спросил я, внимательно глядя ему в маленькие глазки.
Гастон явно замялся.
– Заказчик… он из важных шишек. Большего сказать не могу…
– Ну и за что мне делиться с вами информацией, если вы не делитесь со мной? – искренне удивился я.
– Да тут, понимаешь, какая ситуация, – Гастон крякнул, – нельзя прям конкретно… но… наводку тебе дам: нанимали через подставного человека из АЗПЕ…
– Это я и так знаю… – нетерпеливо перебил я.
– Там цепочка длинная, Заг! – вытаращил глаза Гас, – думаешь, у нас совсем лохи сидят? Мы бы так и без тебя разобрались!
– Ну, хоть подставной-то от кого был, известно? – поинтересовался я.
– Говорят, из копов, какой-то чин немаленький, – бандит поморщился, – а хочешь подробнее, поспрашивай у «Детей Древних».
– А этих-то где искать? – вздохнул я.
– Поспрашивай на базаре в Уркарде. Часовщика спроси…
Когда Гастон ушел, мне пришлось перезвонить Максу, сделав уточняющие указания по поводу базара Уркарда и часовщика.
Расплатившись с официантом, я выехал со стоянки, твердо намереваясь посетить Большого Джо Пакеду.
Я ехал по Шестой на юго-запад и размышлял…
Наверное, это и заставило меня отвлечься, слишком много информации нужно было переварить моим скудным сиблингским мозгам…
Представляю, как хотел спасти жизнь такого сокровища, как Анджела, ее отец… И ему наверняка сделали предложение, от которого отказаться было невозможно… Как и любящему мужу Якобу Майнеру… Владельцу машин, капиталов и таблеток… Еще эти бронеходы в городе… Эх… Моррисон-моррисон…
Черная капля вытянутого крыла полицейского «паккарда» внезапно возникла перед моим капотом на перекрестке Шестой и Монтгомери, сопровождаемая визгом рулевых колодок и тормозов. И в тот же момент, когда я успел утопить педаль тормоза и вывернуть вправо на тротуар, едва не задев пешехода, окружающее серое пространство озарилось ярко-красно-синими бликами, и раздался гундосый и противный вой полицейской сирены…
Я не доехал буквально полметра до стойки светофора и крутил головой вокруг, словно маятник часов. Правая рука совершала рефлекторные, даже конвульсивные движения к кобуре и обратно, а сердце бешено колотилось… Меня блокировали три патрульных полицейских машины, из которых выскакивали люди в синей униформе, сверкая начищенными бляхами и наставляя в сторону кабины моего «роллинга» черные жерла своих табельных сороковых «Соеров»… Хиус! Я что – сбил человека и не заметил? Что за йетино дерьмо?
Внезапно я совершенно успокоился, хотя дыхание еще было прерывистым.
Зеваки-прохожие останавливались поглазеть, разинув рты на задержание особо опасного преступника, румяные домохозяйки показывали пальцем и перешептывались, а из ближайшей передней машины вразвалочку выбралась и направилась ко мне угловатая фигура капитана Фрэнка Бреггера, который еще недавно расточал со сцены конференц-зала медовые речи руководству города.
Его противная ухмылка на квадратной угловатой физиономии смотрелась как седло на крысе, тем более противно выглядела его тонкая модная бородка. В руках он держал бумажку казенного бланка с синюшным пятном печати. Даже не видя текста, я уже догадывался, что это. Уж больно довольная харя у господина капитана.
Я открыл боковое стекло и изобразил на лице лучезарную улыбку.
– О! Капитан! Я как раз успел соскучиться!
– Детектив первого класса Загрей Моррисон! Вы арестованы по подозрению в убийстве Клауса Брауна! Ознакомьтесь с ордером на арест…
– Клаус Браун? А кто это? – Я скептически нахмурился.
– Я предупреждал тебя, Моррисон, что ты доиграешься рано или поздно, – процедил Фрэнки сквозь зубы, – давай в патрульную. Быстро.
Я хотел было возразить, что предупреждал меня об этом Чарли Спица, но решил тактично промолчать, учитывая, что на моих руках защелкнули блестящие наручники и грубо выдернули пистолет из наплечной кобуры.
Затем меня наскоро обыскали, несмотря на то, что я предупредил, что боюсь щекотки, и затолкали в патрульную машину без излишних грубостей, но настойчиво.
Всю дорогу в управление, сидя на заднем сиденье с сержантом перед водительской решеткой, я молчал, беззаботно глядя в окошко. Во-первых, я не собирался давать Бреггеру повод позубоскалить, а во-вторых, я пытался всеми силами скрыть панику и понять, что происходит… Убийство – это не шутки, да еще с ордером за подписью прокурора. К тому же я работал в силовых структурах достаточное время, чтобы знать, что вся эта система, несмотря на свою законность и справедливость (пусть и умозрительную), работает на подавление личности. И такие вот фокусы типа внезапного «красивого» ареста должны привести человека в замешательство и сбить с продуманной линии поведения. Перед простым единородом, конечно, можно потом извиниться, а вот сиблинг, да еще и злокозненный, должен начать потеть и нервничать. Да и не только в сиблингах дело.
Молчал и Бреггер. Фрэнк воплощал самые отрицательные для меня качества полицейского – это когда ты больше начинаешь работать за правила, а не за человека, и считаешь это единственно верным. С одной стороны, это очень практичный и правильный подход. Но если в тебе есть хоть маленькая гнильца, и ты начинаешь иметь дело только со статьями кодекса, а не с людьми, и при этом становишься холодным инструментом правосудия – все, ты машина, арт, но не личность.
Ненависти у меня к Фрэнки не было, просто я понимал: это йети, Хиус, ледяной тролль, кто угодно, но не человек. То есть человек-то в нем есть, но он запуган и спрятан где-то глубоко внутри, и его фактически нет снаружи.
Могу поставить свою машину и плюс к ней свой офис с практикой на то, что Фрэнки сейчас напоминал девушку в юном возрасте: он напряженно ждал, как я отреагирую на его поведение. Какое у меня лицо, как я испугаюсь или начну с юмором расспрашивать, в надежде выудить какую-то информацию. Я знал, что он ждет от меня реакции, и не давал ее ему.
