Некоторые из обязанностей Маграта были довольно неприятными, например необходимость наблюдать за казнями приговоренных заключенных и объявлять об их смерти. Друзья встречались с ним возле тюрьмы штата после казней, чтобы «быстро влить в него три стакана»
[113].
Те, кто знал Маграта лично, говорили, что его выдающийся интеллект, честность и внимание к деталям предопределили его занятие судебной медициной. Всякий раз, измеряя что-либо, он делал замер дважды. Чтобы не сбить расследование ошибочными догадками, Маграт держал разум открытым любым гипотезам, пока он не выяснял все факты и не обдумывал все обстоятельства. Затем он обращался к здравому смыслу и анализировал все сведения в своем неуклонном стремлении к истине.
«Он был выдающимся судмедэкспертом, найдя в этой профессии нишу, которая ему идеально подходила, — говорила Ли своим друзьям. — Его дотошность, его абсолютная приверженность истине, неизмеримое терпение и талант в определении верных версий сделали его совет и мнение крайне ценными»
[114].
К тому моменту, когда его назначили судмедэкспертом, Маграт жил в отремонтированном доме номер 274 на Бойлстон-стрит, с видом на лебединые лодки
[115] Бостонского городского сада. Здесь же он обустроил свой личный кабинет судмедэксперта на последующие 30 лет.
Из кабинета открывалась дверь в его личную комнату, стены которой были увешаны полками, стонущими под тяжестью книг. У Маграта была судовая койка с ночником, шезлонг у камина и телефон у кровати, чтобы быстро ответить в случае необходимости. В конце комнаты находилась совмещенная ванная с небольшой кухней со шкафчиками и газовой плитой.
Питался он в основном в клубе святого Ботольфа, удачно расположенном в особняке за углом. Это было место встреч для мужчин, которые ценили искусство, точные и гуманитарные науки. Членом клуба был старый школьный друг Маграта Джордж Глесснер и многие другие состоятельные гарвардцы. Маграт так часто бывал в клубе Ботольфа, что указывал его адрес в переписке.
Бостонский судмедэксперт был на службе 24 часа в сутки, семь дней в неделю. Если он хотел отправиться в отпуск, что случалось редко, то был обязан оплатить работу сменщика. Он никогда не отлучался далеко ни от телефона, ни от своего секретаря, всегда был немедленно готов отправиться на место смерти. Однажды в команде из восьми гребцов Маграт принял участие в регате после того, как провел без сна 48 часов, — и команда выиграла гонку.
В свой обычный вечер после работы в морге или на месте смерти Маграт звонил шеф-повару в клуб святого Ботольфа, когда тот как раз собирался закрыться на ночь, и делал заказ на ужин: моллюски и спагетти или говяжий стейк с кровью. Он являлся на ужин в полночь, какое-то время общался и рассказывал байки, а затем возвращался домой и читал до раннего утра.
Джордж Маграт прославился тем, что опирался в расследованиях смертей на строго научные методы. Газетные статьи о его самых громких делах создали ему репутацию настоящего Шерлока Холмса. Со временем его советы понадобились полицейским отделениям по всему Массачусетсу и соседним штатам Новой Англии.
Маграт неизменно обращался к науке, чтобы узнать о причинах смерти все, что только в человеческих силах. Он верил, что смерть заслуживает самого тщательного анализа и что архаичную коронерскую систему необходимо отменить в пользу новой службы, которую отличал бы рациональный подход к делу.
Одним из самых известных дел, которые доказали ценность системы судмедэкспертов, была смерть Авис Линелл, 19-летней хористки, которая жила в доме Бостонской христианской ассоциации молодых женщин
[116]. Вечером 14 октября 1911 года ее соседки услышали стоны из общей ванной, запертой изнутри. Они силой открыли дверь и обнаружили Линелл сидящей на стуле, ее ноги были погружены в таз, наполовину заполненный теплой водой, она задыхалась и стонала от ужасной муки. Смотрительница общежития немедленно послала за женщиной-врачом. Линелл перенесли в постель, но к тому времени, как пришел доктор, она была мертва.
Смотрительнице хватило ума запереть ванную и покинуть комнату, пока полиция и Лири, медицинский эксперт, не явились на место смерти. (Маграт уехал из города в один из редких отпусков, так что Лири явился, чтобы обследовать место происшествия и тело.) Труп отвезли в морг на вскрытие.
Незадолго до своей смерти Линелл рассказала соседкам, что завтракала со своим женихом, преподобным Кларенсом Ричесоном, пастором из Кембриджа. Смотрительница попросила одну из девушек позвонить Ричесону по телефону и сообщить ему о смерти. Сначала он отрицал, что знаком с Линелл, затем спросил: «Зачем вы мне это рассказываете?»
Вскрытие Лири показало, что Линелл была на третьем месяце беременности. Оболочка ее желудка имела пигментацию темно-красного цвета, красные полоски расходились поверх слизистой, что указывало на отравление цианистым калием. Лири сохранил органы Линелл, чтобы их по возвращении исследовал Маграт. Тот согласился с диагнозом коллеги и провел исследования под микроскопом, а также лабораторный анализ на присутствие цианида. Тесты подтвердили их подозрения.
Полиция была готова закрыть дело как самоубийство. Очевидно, решили они, девушка сама приняла цианистый калий. С ней в ванной никого не было, и дверь была заперта изнутри. Возможно, стыд из-за беременности привел ее к желанию оборвать свою жизнь.
Лири не был согласен. Во-первых, Линелл взяла в ванную смену одежды, чтобы надеть после мытья. У нее также была с собой гигиеническая повязка и салфетки, хотя она была беременна и менструаций не было уже несколько месяцев. Похоже, она полагала, что менструация может начаться, либо пыталась сделать аборт. Лири был уверен, что Линелл планировала покинуть ванную живой, и настаивал на дальнейшем расследовании.
Полиция допросила Ричесона, но не смогла найти его связь с цианистым калием, который убил Линнел. Тридцатипятилетний Ричесон был ловеласом, оставившим за собой след из разбитых сердец от Бостона до Канзас-Сити. Его можно было назвать подлецом, но делало ли это его убийцей?
Газеты ухватились за историю трагической смерти молодой хористки. Прочитав о деле, с полицией связался аптекарь Уильям Хан. Он сообщил, что Ричесон был постоянным покупателем в его аптеке и заходил за четыре дня до смерти Линелл, 4 октября. В свой последний визит Ричесон сказал, что у него есть собака, которая вот-вот ощенится. Хан передал слова преподобного: «Она скулит и мешается в доме. Я хочу от нее избавиться».
