В качестве личного врача Фрэнсис доктор Ли посоветовал ей спокойнее относиться к своей работе. В возрасте 62 лет у нее было увеличенное сердце, гипергликемия, гипотиреоз, глаукома, она теряла слух и страдала мучительным артритом обоих коленей, а также нелеченой диафрагмальной грыжей
[246].
«Я настоятельно рекомендую вам не трудиться так усердно, как вы это делаете. Вы должны постараться выполнять всю необходимую работу за два часа. Вам следует находиться на свежем воздухе пару часов и каждый вечер выезжать на прогулку, — заявил доктор. — Количество алкоголя должно быть самым малым. Допускается минимальное употребление табака. Необходимо делать массаж несколько раз в неделю»
[247].
Несмотря на предупреждения врача, Ли вряд ли сократила часы работы. К 1941 году она продала свою резиденцию в Чикаго и постоянно жила в «Рокс», предпочитая свежий воздух и сельскую жизнь. Ее расписание оставалось плотным, она активно путешествовала по всей Новой Англии и Восточному побережью и часто навещала свой родной город. Из ее головы никак не выходила идея централизованного офиса судмедэкспертизы в Гарварде.
28 ноября 1942 года
«Коконат гроув» был популярным ночным клубом в бостонском районе Бэй-Виллидж. Здесь звучала музыка, люди танцевали, смотрели шоу, перекусывали, а алкоголь в честь отмены сухого закона тек рекой. Когда-то подпольный бар и притон мафии, «Коконат гроув» теперь стал местом, где собирались кинозвезды, знаменитые спортсмены и всевозможные любители чужой славы.
Клуб был построен на базе склада и гаража, но с тех пор много раз перестраивался и ремонтировался. Внутри он превратился в запутанный лабиринт коридоров, гостиных и баров. Чтобы попасть в новое помещение клуба, уютную комнату для отдыха «Мелоди», надо было пройти по длинному коридору и спуститься по лестнице.
В «Мелоди» была установлена вращающаяся сцена, комнату украшало множество искусственных пальм с бумажными листьями. Как и во всем остальном клубе, декор «Мелоди» напоминал тропический курорт, помещение было отделано бамбуком и ротангом, потолок и стены драпированы шелком.
Субботним вечером «Коконат гроув» был набит битком. В гостиной «Мелоди» вспыхнул огонь. Пламя быстро охватывало декоративные элементы и, вероятно, подпитывалось горючим газом, который в те годы использовали для охлаждения. У клуба был всего один выход — вращающаяся дверь, которую вскоре заблокировали люди, пытавшиеся спастись.
Мориц участвовал в поиске, идентификации и посмертном исследовании жертв пожара в «Коконат гроув». Власти выработали систематический подход к разбору последствий пожара. На месте трагедии установили командный пункт для координации и контроля над ресурсами. Тела помечали сразу на месте, прежде чем переместить в морг.
Четыреста девяносто два человека погибли в том пожаре — на тридцать два больше, чем составляла официальная вместительность здания. Трагедия оказалась второй по числу жертв в истории США после пожара 1903 года в театре «Ирокез»
[248].
После пожара в «Коконат гроув» Мориц и Ли обсуждали, как с помощью зубов идентифицировать погибших после происшествий с массовыми жертвами. «Среди жертв оказалось около двух сотен человек, которые настолько сильно обгорели, что идентифицировать их по чертам внешности было невозможно», — писал Мориц
[249]. Но у многих покойных сохранились особенности, по которым их узнали дантисты, и таким образом тела были идентифицированы. Но невозможно же собрать всех зубных врачей для этой цели. «Кажется, должен быть какой-то простой способ, с помощью которого дантист мог бы оставлять на зубах пациента некую цифру, позволяющую идентифицировать человека».
Ли была щедра к кафедре судебной медицины, выдавая мелкие и крупные пожертвования
[250]. Когда ученым требовалась 1000 долларов на услуги стенографии или 500 — на жалованье ученому, завершающему исследование следов семенной жидкости, можно было не сомневаться, что Ли поможет с оплатой. Она с удовольствием отдавала деньги и при этом была достаточно грамотной в финансовом отношении, чтобы сполна пользоваться преимуществами своей благотворительности, когда дело касалось налогов.
В 1942 году бухгалтер Ли напомнил ей, что она несколько лет платила за хранение рояля Steinway ее матери. Он спросил, хочет ли она продолжать платить по счетам. Рояль был моделью D Parlor Concert Grand, вторым из самых крупных роялей, производимых компанией Steinway. Футляр из наборного резного красного дерева создал специально для матери Ли дизайнер мебели Фрэнсис Бэкон. Теодор Томас, дирижер Чикагского симфонического оркестра, посещал фабрику Steinway, где контролировал изготовление инструмента и одобрил его перед доставкой Глесснерам
[251]. Рояль был очень важен для Ли: родители приобрели его в Нью-Йорке в 1887 году в той же поездке, в которой она перенесла неприятную операцию по удалению миндалин.
Ли решила отдать инструмент Гарварду. «Я не играю на рояле, и мой маленький деревенский дом слишком ограничен как в размере, так и в качестве помещения для столь большого и прекрасного инструмента, — написала она своему другу, доктору Роджеру Ли. — Мне бы доставило огромное удовольствие презентовать его Гарвардскому университету для дома президента»
[252]. Президент Гарварда Джеймс Брайант Конант и его жена Грейс с благодарностью приняли подарок.
«Возможно, вам будет интересно узнать, что рояль благополучно доставлен в руки миссис Конант, однако я не смогла добиться, чтобы на нем хоть где-то инкрустировали надпись „кафедра судебной медицины“», — написала Ли Морицу впоследствии. — Пожалуй, в следующий раз я буду дальновиднее со своими пожертвованиями»
[253].
Ли списала стоимость рояля со своих личных налогов как пожертвование и таким образом избавилась от затрат на хранение инструмента. Во время войны Конантов переселили из дома президента Гарварда, который передали военно-морскому флоту, в куда более скромное здание напротив. Там не было места для рояля, и на протяжении войны они платили за хранение инструмента на специальном складе.
