Полицейские, которые посещали гарвардский семинар, потом с удовольствием докладывали Ли, как они использовали свои знания в расследованиях. Например, лейтенант Р. Ф. Боркенштейн из лаборатории полиции штата Индиана рассказал Ли о недавнем деле: труп мужчины нашли в воде, он пролежал там около трех месяцев. Тело настолько разложилось, что районная полиция и коронер отказались от идеи опознать человека по отпечаткам пальцев. Однако Боркенштейн вспомнил, что им говорили об отслойке эпидермиса, и догадался изучить перчатки, которые были на покойном. Перчатки выбросили вместе с остальной одеждой, но еще не уничтожили. Внутри оказались остатки кожи с читаемыми отпечатками, что позволило идентифицировать покойного.
«Коронер — работник похоронного бюро — не знал, что в таких условиях кожа рук отделяется, — говорил Боркенштейн Ли. — Причина смерти, скорее всего, так и не будет установлена, поскольку вскрытие не проводилось. Я намерен активно бороться с этим и надеюсь, что в будущем чего-то добьюсь»
[327].
Вернувшись на работу в отделения полиции, студенты гарвардского семинара о насильственной смерти делились новыми знаниями с коллегами
[328]. Полицейский из Делавэра рассказал, в частности, о вскрытиях. Один из слушавших его пересказ вскоре остановил коронерского медика, когда тот собрался начать вскрытие с черепа покойного. «Это неправильно, — сказал полицейский врачу, — сначала нужно вскрыть брюшную полость. Так делают в Гарварде». Распилив череп, можно повредить вены в оболочках мозга, что помешает увидеть признаки внутричерепного кровотечения. Если же сначала вскрыть брюшную полость, кровь из сосудов шеи и головы стечет в торс, так что будет ясно, что кровотечение на поверхности мозга не вызвано воздействием пилы.
Коронерский медик остался недоволен непрошеным советом и ушел. Суперинтендант вызвал возмутителя спокойствия в свой кабинет и потребовал объяснений. «Я считал, что вы отправляете нас на курсы, чтобы мы узнали что-то полезное, — заявил полицейский. — Работу можно выполнять по-разному, и способ коронера был неправильным»
[329].
16 апреля 1947 года
На семинаре о расследовании насильственных смертей, прошедшем в начале апреля 1947 года, Мориц рассказал о том, как он и персонал бостонского офиса судмедэкспертизы разыскивал и идентифицировал тела 493 жертв пожара в «Коконат гроув», как проводили химический анализ ядовитых газов, которые могли быть причиной смерти
[330]. На презентации Морица присутствовал Дж. Арнетт, химик из лаборатории полиции штата Техас. Спустя неделю после его возвращения на службу в Техас-сити в городском порту взорвалось судно, нагруженное двумя тысячами тонн удобрений. Арнетт, только что вернувшийся с семинара, точно знал, как начать поиск и опознание погибших
[331]. Он установил командный пункт на месте происшествия и централизовал розыск тел, а также обеспечил своих сотрудников ярлыками, чтобы идентифицировать жертв до того, как их унесут с места происшествия.
Погиб как минимум 581 человек, в том числе 27 из 28 членов добровольческого пожарного отряда Техас-сити. Более 60 жертв так и не удалось опознать, многих не нашли. Это была самая страшная промышленная авария в истории США, и, если бы не семинар Ли, местные правоохранительные органы едва ли совладали бы с последствиями
[332].
Восемнадцать человек прошли стипендиальную программу кафедры судебной медицины Гарварда за первое десятилетие ее существования
[333]. Из этих 18 к 1947 году половина все еще работали судмедэкспертами — в Массачусетсе, Вирджинии и Вермонте. Оставшиеся вернулись в общую патологию или работали в других сферах.
К тому времени судмедэксперты заменили коронерскую службу в десяти штатах
[334]. Цель Ли постепенно реализовалась, но трое из четырех американцев всё еще находились в юрисдикции коронеров.
Кафедра судебной медицины, благодаря усилиям Морица и Ли, активно участвовала в реформировании законов Массачусетса, Род-Айленда, Вермонта, Мэна, Коннектикута, Нью-Йорка, Огайо, Луизианы, Оклахомы, Мичигана, Северной Каролины, Калифорнии, Колорадо и Айовы
[335]. Мориц и его гарвардская команда помогли запустить курс судебной медицины в Вашингтонском университете, Университете Цинциннати, Колорадо, Виргинском медицинском колледже и Калифорнийском университете Лос-Анджелеса
[336].
И все же гарвардская кафедра судебной медицины была далека от того, чтобы стать источником информации для расследований по всему Массачусетсу, не говоря уж о том, чтобы превратиться в институт судебной медицины государственного масштаба. В то время в Массачусетсе каждый год регистрировали около 50 тысяч смертей, из них около 10 тысяч требовали расследования с участием компетентного судмедэксперта. Для половины из этих дел нужны были и вскрытия — примерно 5 тысяч в год. Но сотрудники кафедры судебной медицины в 1947 году провели только 1400 расследований и 385 вскрытий. Такого объема работы едва хватало на то, чтобы сохранять необходимый уровень квалификации.
Ли сказала Алану Греггу из фонда Рокфеллера, что сомневается в преданности Морица судебной медицине, и намекнула на возможное сокращение финансовой поддержки кафедры. «Она думает, что сердце Морица навсегда отдано патологии, — отметил Грегг в своем дневнике. — Миссис Ли довольно откровенно дала понять, что следующее крупное финансовое вливание будет связано скорее с ее завещанием, нежели с чем-то еще. Она надеялась, что Гарвард „сделает для полиции столько же, сколько сделал для бизнеса“, и, разумеется, ощущает, что текущая ситуация едва ли отвечает этой цели»
[337].
Если кафедра судебной медицины не вполне оправдывала ожидания, то семинары о расследовании убийств, организованные Ли, были весьма успешны. Каждый год их посещали две группы приблизительно из 30 студентов. К 1949 году на семинарах побывали полицейские из 19 штатов и двух канадских провинций, а также специальные агенты ФБР и представители военной полиции США
[338].
