– Отрадно, что ты хоть это понимаешь.
– Отрадно, что есть другие проверенные способы заставить тебя сделать то, что я хочу.
Он спрыгивает со столешницы и надвигается на меня. Я пячусь назад. Он подхватывает меня за талию и толкает на диван. Наваливается сверху.
– Отвали! – кричу. – Ты ничего не добьешься! Я буду кричать!
– Желательно погромче. Как там твои сосочки, уже успокоились?
Кричать, конечно, некому, но колочу по нему со всей силы руками. Перехватывает мои руки. Зажимает запястья над головой одной рукой, а вторую просовывает под майку. Ползёт вдоль ребёр к груди.
Я останавливаю дыхание, а по телу проходит волна предвкушения. Оно словно ждёт новых прикосновений, жаждет прежних удовольствий.
Его ладонь достигает груди, захватывает её, и я буквально ощущаю вибрации удовольствия. И почему-то пульс… между ног.
Не в силах сопротивляться таю от наслаждения, когда он нежно ласкает пальцами мои грудочки. Сначала одну, потом другую. Потом задирает майку и впивается губами в сосок…
Тело пронизывают острые электрические импульсы. И это точно не статика, а все 220 вольт! Он засасывает ртом сосок, отпускает, играется языком с его кончиком. Покалывает во всём теле, низ живота сводит спазмом. Я даже не знаю, с чем это сравнить, я никогда такого не испытывала…
Его рука проходит по моим ягодицам. Стаскивает с меня юбку.
– Пожалуйста, не надо… – стону как в бреду.
А юбка уже где-то на коленках… На пятках…
Горячая ладонь медленно поднимается по внутреннему бедру, и тело снова замирает в напряжении… в ожидании. Я хочу, хочу почувствовать прикосновение там, хочу заглушить этот зуд, хочу узнать какого это, когда сильная мужская ладонь накрывает…
Я вдруг осознаю, что трусы насквозь мокрые. А значит всё, что я испытываю – это возбуждение. Сильное возбуждение демонстративно показывающее, что я… хочу его?
Нельзя, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он касался моих трусиков!
– Стоп! Нет! – кричу.
Пытаюсь зажать ноги, изворачиваюсь под ним как уж. Юбка сбрасывается окончательно. Он зажимает локтями мои вертлявые ноги вокруг своей груди, гладит бёдра почти под ягодицами… и уголком рта улыбается.
– Если я тебя поцелую, ты остановишься? – я обнаруживаю свои освобождённые руки и, одёргивая маяку, приподнимаюсь на них.
– Конечно.
– Только совсем, а не в твоём стиле, что сейчас остановишься, а потом начнёшь снова, придумав мне новое действие?
– Я тебя отпущу, – говорит серьёзно. – Если только ты не нарвёшься на новое наказание.
– Ты меня… отпустишь? Сейчас, а не через сколько там осталось времени?
– Молодец, просекла фишку. Сейчас.
– Я согласна. Я тебя поцелую. Только сразу предупреждаю – я не умею целоваться и не люблю целоваться, так что если тебе что-то не понравится – никаких за это наказаний.
– Если ты во время поцелуя не попытаешься огреть меня тяжёлым предметом по голове или ударить коленом в пах, то уверен, мне всё понравится.
– А тяжёлым предметом в пах можно?
– А ты быстро плохому учишься.
– У меня достойный учитель. Причём от слова «достать».
– Достань уже моих губ, детка, – он подхватывает меня за попу и притягивает к себе.
Я каким-то образом оказываюсь на его подогнутых ногах. Лицом к лицу.
Смотрит в глаза. Чуть прикусывает губу.
– Я жду, – говорит.
– Я… сама должна это сделать?
– Не всё же мне к тебе приставать.
Прекрасно, я ненавижу целоваться и мне ещё проявлять инициативу. Смотрю на его губы. Ровные. Полнее чем у Олега. Невольно вспоминаю, как это было… фу аж передёргивает.
– Не бойся. Начни, я подхвачу, – смотрит с вызовом. – Если мне понравится.
Гад. Одним словом гад. Но красивый, что греха таить. Может всё будет не так отвратительно.
Глава 19
Я тянусь лицом к его лицу. Слегка касаемся носами. Как же глупо, я вообще не знаю, как это делается. Прикасаюсь к губам. Его рот чуть приоткрыт, и я чувствую дыхание.
– Оооочень долго, – говорит.
Быстро чмокаю его в губы и отстраняюсь. Сам напросился, нефиг торопить.
– Нееет, без языка не считается. Ты хочешь домой или тебе со мной нравится? Сейчас продолжим, на чём мы там остановились?
– Хочу я домой, не торопи меня! И вообще заткнись, пожалуйста, или я не смогу.
Застёгивает воображаемую молнию на рту. Так-то лучше.
Медленно приближаюсь, приоткрываю рот. Чуть захватываю его нижнюю губу, провожу по ней языком. Необычное ощущение. Но пока ничего неприятного нет. Но это всего лишь губа, в ней нет чужих слюней. Самое страшное впереди.
Завожу язык чуть дальше, где губы становятся влажными. Он размыкает зубы. Ой, мне страшно, вернусь-ка я на предыдущую стадию. Надо ещё верхнюю губу облизать.
Но он необратимо нарушает мои планы, запуская руку в мои волосы и нетерпеливо вторгаясь своим языком в мой рот. Он буквально захватывает его, поедает, засасывает и сминает губы, проникает всюду и подчиняет себе.
У меня кружится голова и останавливается дыхание. Я не понимаю, что происходит, я просто позволяю ему делать это… жадно, напористо, глубоко. Наши языки переплетаются в каком-то танце, я чувствую табачный привкус и мятную сладость. Безвольно поддаюсь его движениям, интуитивно отвечаю на них, и мне совсем не хочется это останавливать.
Теперь я понимаю, почему людям нравится целоваться. То, что было у меня с Олегом какое-то нелепое недоразумение. Но то, что у меня с Антоном, это преступление. Тяжкое преступление против морали и совести, за которое обязательно последует наказание. Но слишком опьяняюще сладкое, чтобы его не совершить.
И мы продолжаем бесконечно долго целоваться, но пресыщение так и не наступает.
Не осознаю, как оказываюсь головой на диване. Обнаруживаю свою руку на его шее. Ловлю себя на том, что мне хочется его трогать. Провести пальцами по каждой выпирающей мышце. По спине… рукам… груди… по прессу. Особенно по прессу.
Но позволяю себе только спину. А вот он уже позволяет своим рукам гладить и мять мою попу. И эти наглые прикосновения так приятны. Я наверное невменяемая, но я не хочу его останавливать. Пусть делает что хочет, пусть трогает везде, я хочу испить эту грешную чашу до дна, а похмельные муки пусть приходят завтра.
Словно услышав мои внутренние просьбы, его ладонь накрывает ткань трусиков прямо между ног. Там всё наливается сладострастной негой. От его ладони исходит жар.
– Так и думал, что ты насквозь мокрая, – говорит мерзавец.
