– Ничего хорошего, – отвечал собеседник. – Мы по мере возможности сдерживаем разрушительную силу алмаза, но мощь его слишком велика. Чем дальше от нас «Слеза Будды», тем тяжелее этой силе противостоять. Под угрозой судьба многих стран и народов. Я полагаю, что вас сюда направил не кто-нибудь, а Владыки кармы. Если кто и способен отыскать алмаз, так это именно вы. Однако вам придется вернуться в Пекин и начать расследование заново. Имейте в виду, что о месте хранения алмаза мог знать только кто-то из братии монастыря Юнхэгун. Надеюсь, это вам поможет в розысках. И вот еще что – вам придется поторопиться.
Загорский кивнул.
– Я понимаю. «Слеза Будды» может стать причиной ужасных бед. Если, конечно, не вернуть камень на место как можно скорее.
Тхуптэн Гьяцо покачал головой – дело даже не в этом. А в чем?
– Мы изучили ваш гороскоп, – отвечал Далай-лама. – Очень скоро вы избавитесь от всех омрачений. Или, говоря простым языком, умрете.
С минуту, наверное, Загорский хранил молчание.
– Когда именно это случится? – вымолвил он наконец.
– Еще до того, как кончится год. Точнее сказать трудно.
– И от чего же я умру?
– Вас убьют.
– Кто?
– Близкий вам человек. Такой человек, которому вы обязаны. Который спасал вам жизнь и выручал в самых сложных ситуациях.
Загорский задумался на секунду, потом покачал головой.
– Не может быть… – сказал он. Еще подумал и решительно добавил: – Нет, этого просто быть не может.
– И, однако, это так, – отвечал Далай-лама. – Именно поэтому я рассказал вам все, как есть, ничего не утаивая. Вам надо успеть. Вы – бодхисаттва, вы справитесь.
– Ну вот, – сказал Загорский. – А я-то полагал, что как бодхисаттва, буду жить по меньшей мере тысячу лет.
Далай-лама невесело улыбнулся.
– Вы можете не верить моим словам. Но поторопитесь. Камень, раз сдвинувшись с места, не прекращает свое движение. Он движется по миру, он жаждет большой крови. Первая кровь уже пролилась. И ее будет еще больше, если вы не остановите его до того, как вас остановит смерть…
* * *
Таким задумчивым своего хозяина Ганцзалин не видел очень давно. Они уже покинули Норбулинку и, не торопясь, шли по улицам Лхасы, а Загорский все смотрел куда-то себе под ноги. Наконец помощник не выдержал.
– Что сказал Далай-лама?
Нестор Васильевич поглядел на него как-то рассеянно. Далай-лама много чего ему сказал, но это отдельный – и не короткий – разговор. Как бы там ни было, их миссия в Лхасе закончена, они возвращаются в Пекин.
– Неужели Наимудрейший отдал вам алмаз? – изумился карлик.
– Нет, не отдал, да я бы и сам не взял – алмаз у него фальшивый, – равнодушно отвечал Нестор Васильевич.
При этих словах карлик вздрогнул.
– Как – фальшивый? – не понял Ганцзалин. – А где настоящий?
Господин с легким раздражением отвечал ему, что он уже говорил – это долгий разговор. А прямо сейчас Ганцзалин пойдет на рынок и купит все нужное для обратного путешествия. Время дорого, поэтому поедут они не на мулах, а на лошадях. Пусть не скупится и возьмет лучших – Далай-лама от щедрот своих добавил им немного денег. А они с братом Цзяньяном пока займутся другими важными делами.
Ганцзалин, ни слова не говоря, пошел за покупками, а Загорский с карликом отправились к дому, где они поселились.
Погода была по-летнему прекрасная, и они расположились прямо во дворе. Хозяина дома на месте не было, зато маленькая дочка его Санму бегала по плоской крыше из конца в конец. Брат Цзяньян, заметив обеспокоенный взгляд Загорского, заявил, что бояться нечего – тибетские дети на крышах чувствуют себя так же устойчиво, как иностранные – на земле.
Загорский кивнул и стал уже рассеянно наблюдать за прыжками ребенка. Было видно, что карлик хочет спросить его об аудиенции и изнемогает от нетерпения, но Нестор Васильевич не торопился. Он смотрел на синее небо, на горы вдали, на играющего на крыше ребенка. Все это казалось ему сейчас каким-то необыкновенно ярким и выпуклым, почти чудесным. Он вспомнил, что, по легенде, именно таким представляется мир приговоренному к казни. Впрочем, он ведь и приговорен, об этом ему недвусмысленно заявил Далай-лама. Значит, ощущение близкой смерти, которое настигло его во время боя с разбойниками-лисами, было неслучайным. Он вполне мог умереть тогда, но, как сказал ему Тхуптэн Гьяцо, у него есть еще одна важная миссия, которую надо бы успеть исполнить, Впрочем, судьба не сентиментальна, она не будет ждать, и его миссию вполне может исполнить кто-то другой. Если, конечно, она вообще выполнима, эта самая миссия. Впрочем, что об этом думать? Был бы тут Ганцзалин, он бы наверняка заявил что-нибудь вроде: «сколько ни думай о смерти – живее не станешь». Здравая мысль, однако…
Загорский вздохнул и сказал, обращаясь к брату Цзяньяну, который стоял, неподвижно сложив лапки на животе, словно степной суслик:
– Я одного не могу понять – кому именно ты передал «Слезу Будды»?
Карлик снова вздрогнул.
– Что? Кому передал? Я никому ничего не передавал!
– Не запирайся, – усмехнулся Загорский, – о том, что алмаз украл ты, мне сказал сам Тхуптэн Гьяцо.
Карлик покраснел от ярости и топнул ногой.
– Вы лжете! Как он мог вам такое сказать? Даже Наимудрейший не может знать, кто украл алмаз.
– Не может, – согласился Нестор Васильевич. – Точнее, не мог бы, если бы тебя не выдал твой брат – настоятель Юнхэгуна.
Цзяньян-гоче закрутился на месте от возмущения.
– Это ложь, ложь, ложь! Брат не мог меня выдать, он ничего не знал…
Тут карлик замер и растерянно посмотрел на Загорского.
– Я хотел сказать: я ничего не брал, – пробормотал он.
Нестор Васильевич молчал, глядя на него с каким-то непонятным сочувствием.
– В юности, – сказал он, – меня интересовало, почему самые изощренные и хитроумные преступники так легко проговариваются на допросах? Казалось бы, нужно просто быть начеку, взвешивать все свои ответы – и все будет в порядке. Позже я понял, что всему виной психология. Если преступник совершил ужасное преступление (а для буддиста кража такой святыни – преступление непростительное), он все время не находит себе места. И хотя он как будто бы все предусмотрел и все сделал очень хитро, но мозг его горит, словно от ожога. И тут от детектива требуется одно – в нужный момент ткнуть иглой вопроса в правильно выбранное место. И тогда преступник признается, причем совершенно неожиданно для себя самого. Так и в твоем случае – за прошедшие месяцы у тебя совершенно расшатались нервы. И когда я ни с того ни с сего назвал тебя похитителем, они не выдержали, и ты проговорился…
Не дожидаясь окончания речи, карлик сунул руку за ворот, вытащил оттуда трубку и плюнул из нее отравленной стрелкой. В последний миг, однако, Нестор Васильевич успел уклониться, и стрелка, просвистев мимо, ударилась в каменную стену и упала на землю.
