Как показал пример Генуи в 1746–1748 годах, итальянцев действительно волновали политические игры великих держав. Часто реакцией на это был местный патриотизм. На Сицилии и в Неаполе не поддерживали ни Австрию, ни Савойю – Пьемонт. При этом существовала близость с Испанией, особенно с ее культурой. Мир могущественных святых-покровителей и народного благочестия продолжал существовать в Испании и Южной Италии, но витало в воздухе и предвкушение будущих перемен.
Экономика и общество
Британские путешественники тех времен были не в восторге от итальянских методов управления и, в частности, от отдельных правителей. Так, Ричард Крид описал Франческо, герцога Пармского (пр. 1678–1727), как «крайне важного господина. Все его подчиненные для него наподобие рабов, которые платят по всякому его требованию». А вот как он изобразил герцога Мантуи:
Фердинандо Карло Гонзага [пр. 1665–1707] – человек очень простой. Каждый день он ездит по городу в легкой коляске с одним лакеем; ему около пятидесяти лет, но он сохранил приятную наружность. У него имеется не менее восьмидесяти дам, которых он содержит; они исполняют ему оперы; все они красивы, и все поют или танцуют; у него в городе около 70 детей; но никого нет от герцогини; взимает и собирает деньги он, когда пожелает; тратит все на себя, потому что у него нет наследников.
А Уильям Милдмэй писал о Джованни Гастоне (пр. 1723–1737), последнем герцоге Тосканы из рода Медичи, как о человеке, любившем наблюдать за половыми сношениями, особенно между мужчинами, в то время как сам был немощен из-за пьянства.
Экономика имела большее значение для населения, но определить общие тенденции не так-то просто. Население, безусловно, росло, причем существенно по сравнению с XVII веком, а это и открывало новые возможности, и создавало новые трудности. В то время как население Венеции в течение столетия оставалось неизменным (около 137 000 человек), население Турина выросло от 44 000 до 92 000, Сицилии – от 1 до 1,5 миллиона человек. Население Неаполитанского королевства удвоилось и превысило 5 миллионов человек, а население Италии в целом выросло от 13 до 17 миллионов человек.
Относительный экономический спад наиболее заметно проявился в проникновении в Средиземноморье иностранных товаров и торговцев (преимущественно английских и голландских), которые извлекли выгоду из присвоения тосканскому Ливорно в 1675 году статуса свободного порта. Англичане, уже в течение долгого времени выступавшие в качестве брокеров в Венеции, ударили по ее перевалочной торговле с турками.
При этом исследования, посвященные состоянию Ломбардии и Венето в XVII веке, а также венецианской торговле, промышленности и сельскому хозяйству в XVIII веке, выявили значительную экономическую жизнеспособность, приспосабливаемость и тенденции роста. Как всегда, сыграли роль определенные обстоятельства. Так, в Ломбардии, плодородном сельскохозяйственном регионе, с 1730-х годов стало развиваться выращивание риса, и связано это было, с одной стороны, с практикой аренды земель, а с другой – с тем, что у региона хватало средств для обеспечения необходимой ирригации. Во второй половине XVIII столетия в сфере сельского хозяйства Ломбардия опережала всех: экспортировались рис, шелк, сыры и сливочное масло, хотя ирригация для рисоводства требовала соответствующей обеспеченности водой. В Венето же развивалось выращивание маиса. Апулия и Калабрия экспортировали оливковое масло. Большие доходы приносило виноделие, которым в XVIII веке начали заниматься и во Фриули.
Однако о перспективах развития говорить не приходилось, ведь использовались только традиционные методы, экстенсивное возделывание, а новые технологии до Италии не доходили. Лишь в Ломбардии комплексное хозяйство приносило плоды: скот давал навоз (которым удобряли земли) и молоко. Новый корнеплод – картофель – интереса не вызывал. Старые проблемы – суровые географические условия, смытая почва, нехватка воды, трудности в обеспечении коммуникации – никуда не делись. В Англии и Нидерландах, к примеру, все складывалось с точностью наоборот. В Тоскане вскопать почву плугом было практически невозможно – приходилось использовать лопаты. В тосканском городке Альтопашо в период с 1700 по 1749 год средний возраст замужества вырос от 21,5 до 24,17 лет, а число детей на супружескую пару уменьшилось. Связано это было, по всей вероятности, с уменьшением доходов, вызванным падением цен на пшеницу.
Голод увеличивал смертность среди населения. Так, в 1709 году в Бари, Флоренции и Палермо, а в 1764 – м в Неаполитанском королевстве этот показатель резко возрос. В 1769 году Фердинандо Галиани (1728–1787) выступил с резкой критикой свободной торговли зерном, из-за которой, как он верно указывал, города обогащались за счет деревень. Голод, безусловно, высветил недееспособность систем социального и продовольственного обеспечения. К тому же голод 1764–1768 годов, скорее всего, стал одной из причин эпидемии лихорадки, ударившей по Центральной Италии в 1767 году. В 1773 году в Палермо и в 1790 году во Флоренции голод привел к мятежам. Плохие урожаи отрицательно сказывались на экономике в целом. Рост населения Италии второй половины столетия поставил проблему обеспечения зерном особенно остро.
Перед лицом всех этих бедствий люди обратились к Церкви. Папа Климент XIII (1758–1769) решил бороться с голодом массовыми молебнами и ритуалами. В 1765 году во Флоренции всеобщая молитва должна была продолжаться до тех пор, пока не вернется хорошая погода. Нечто подобное было организовано и в Милане в 1765 и 1766 годах. В апреле 1769 года в Террачина для улучшения погоды к пастве был вынесен чудотворный образ Богородицы, а в 1755 году в Венето для этих же целей для всеобщего поклонения была вынесена ее статуя.
Основной причиной роста производительности было увеличение площадей возделываемых земель, начатое в середине XVIII века. Хотя во второй половине столетия торговое земледелие было распространено уже по всей Италии, натуральное хозяйство все еще продолжало существовать. На юге Италии таким образом выращивалось зерно, которое сбывалось на местных рынках. На росте цен на зерно паразитировала аристократия, покрывая городские расходы сельскими деньгами. Дипломат и ученый Доменико Караччоло, вице-король Сицилии с 1781 по 1786 год, в жалком состоянии сельского хозяйства винил именно местную аристократию. Новые технологии и способы ведения хозяйства принимались в Италии – особенно на юге – с большой неохотой.
Неспособность сравниться с Англией, Каталонией и Нидерландами в развитии более производительной аграрной экономики не была вызвана недостатком усилий. Француз Гийом дю Тийо, талантливый министр герцогства Пармского, в 1760-х годах поощрял выращивание конопли, льна, эспарцета, картофеля, шелковицы и виноградной лозы, а также развитие животноводства и выделял средства для опубликования работ по пчеловодству. В 1780-х годах калабрийский аристократ Доменико Гримальди потребовал государственной ссуды на приобретение новых прессов для производства оливкового масла и предложил королю назначить инструкторов для поездок по сельской местности с целью обучения их использованию. Однако воплощать в жизнь новые идеи было непросто. Мелкие землевладельцы интереса не проявляли, отчасти из-за отсутствия семейной преемственности, как в Каталонии и отчасти Нидерландах. Еще одной альтернативой была распространенная в Англии практика регулярного возобновления договоров аренды. Однако аристократия процветала. Правительства получали свои доходы от налогообложения сельских провинций, но мало что делали для повышения этого дохода. В более общем плане наблюдалось отсутствие желания что-то менять среди представителей всех социальных групп.
