Вопрос прозвучал как утверждение, красавица явно напрашивалась на комплимент, ожидая услышать нечто вроде: "Увидев вас однажды, забыть невозможно…" Наполеон ее помнил, у него отличная память. После подавления восстания Баррас передал ему командование внутренними войсками, которые должны были изымать у парижан оружие; вскоре после этого на прием к генералу Буонапарте явился мальчик лет четырнадцати и попросил, чтобы ему вернули отцовскую саблю — это единственная память об отце, которого казнили по приказу тирана Робеспьера. Наполеон распорядился вернуть ему саблю, и на следующий день с визитом приехала мать юного просителя — вдова, благодарить за участие. У неё довольно крепкие духи.
— Гражданка Богарне? — уточнил Наполеон.
Брюнетка улыбнулась, не разжимая губ.
— Друзья называют меня Розой. — Она отпустила руку Барраса, и тот деликатно удалился, оставив их наедине. — Надеюсь, вы тоже войдете в этот круг.
Роза. Так зовут мать Евгении, его несостоявшуюся тещу. Помолвку расторгли, когда Буонапарте жил в Париже на птичьих правах; Евгения не приехала к нему вопреки воле матери — вот и вся любовь… Чтобы боль перестала быть жгучей, ее надо выплеснуть на бумагу. Наполеон написал небольшой рассказ, пересочинив их историю: героический солдат, вернувшись из похода, знакомится в общественных банях с прекрасной Евгенией, влюбляется и женится на ней. Солдата зовут Клиссон (Сюси де Клиссон, с которым Наполеон подружился, еще служа в гарнизоне Баланса после Военного училища, будто бы потомок Оливье де Клиссона — героя Столетней войны). Супруги живут в деревне, на лоне природы, наслаждаясь любовью и растя своих детей, пока вновь не начинается война. Раненный в бою, Клиссон посылает домой сослуживца, чтобы успокоить Евгению, но тот соблазняет жену друга, и она перестает писать мужу на фронт. Тогда Клиссон отправляет прощальное письмо неверной жене и ее любовнику, собираясь погибнуть в сражении. Вот так. Из этого может получиться неплохой роман. Шодерло де Лакло ведь тоже был артиллерийским офицером…
Брюнетка взяла его под руку, прижавшись к нему довольно плотно (еще бы, такой холод, а она с голыми руками); они пошли вместе по галерее Малого Люксембургского дворца с облупившимися росписями и выщербленным паркетом, — еще совсем недавно здесь была тюрьма.
— У вас нет других имен? — спросил Наполеон и тотчас понял, насколько глупо это прозвучало.
Она рассмеялась грудным смехом, по-прежнему не разжимая губ.
— Мари. Жозефа.
Мари — слишком избито, да ей и не идет. Жозефа?
— Вы разрешите мне звать вас Жозефиной?
Баррас удовлетворенно наблюдал за удаляющейся парой. Похоже, Розе удалось укротить этого медведя. Всегда полезно держать на цепи дикого зверя, который ест у тебя из рук и растерзает твоих врагов по одному твоему слову. А если зверь вздумает рычать на хозяина… Что ж, тогда мы отправим его куда-нибудь, где он непременно… покроет себя славой. Когда этот Буонапарте возглавлял Топографический отдел Комитета общественного спасения вместо Карно, он вызвался поехать в Турцию и организовать революционную армию там. В Константинополе, конечно, ему делать нечего, а вот в Италии… Посмотрим.
37
В Лондоне всё решает общественное мнение, а в Вене — интриги и подкуп. Так объяснил Филипп де Сегюр, а он знает, о чём говорит.
Что бы Адриенна делала без Филиппа? Он познакомил ее с Буасси д’Англа из Комитета общественного спасения, и тот помог Жоржу уехать из Франции. Джеймс Монро выдал Жоржу паспорт на фамилию Мотье; все члены Комитета подписали бумагу, не зная, о ком идет речь. Фрестель тоже получил паспорт, но в целях конспирации они путешествовали порознь: в Гавр, а оттуда в Америку Жоржа отвезет бостонец Расселл. Ах, хоть бы на этот раз всё прошло хорошо! Адриенна дала сыну письмо к Джорджу Вашингтону: "Хотя я не получила утешения, не будучи услышанной Вами и не добившись от Вас услуги, способной, по моему мнению, вырвать его отца из рук врагов, поскольку Вы смотрели на это дело иначе, мое доверие осталось неизменным, и с этим глубоким и искренним чувством я передаю своё дорогое дитя под покровительство Соединенных Штатов, которые он уже давно привык считать своей второй родиной, а я давно смотрю на них как на наше убежище, и под личное покровительство их президента, чьи чувства к его отцу мне известны". В конце она выражала надежду, что семья Лафайета скоро воссоединится на земле свободы. Ах, вряд ли это будет так уж скоро…
Весной Адриенна радостно обнимала Розалию: Граммо-ны пешком пришли в Шаваньяк из Франш-Конте. Денег на дилижанс у них не было, да и ездить в почтовых экипажах нынче опасно: на дорогах полно разбойников. Все вместе провели три недели в Клермоне, пережидая новые беспорядки в Париже, и Виргиния приняла там первое причастие. Новые, термидорианские власти распорядились вернуть имущество казненных их наследникам. Адриенна поехала в Бри, где находились два имения ее матери, и, хотя деньги пригодились бы ей самой, исполнила последнюю волю покойной, раздав завещанное имущество старым слугам. Жорж уехал, и в сентябре Адриенна со спокойной душой отправилась с дочерьми в Дюнкерк, где села на корабль до Гамбурга. Американский консул Пэриш выписал ей паспорт как жене Жильбера Мотье из Хартфорда в штате Коннектикут: она не скрыла от него, что держит путь в Вену, а въезд в Австрию французам был запрещен. Зато Альтона, находящаяся в двух лье от Гамбурга, была владением датской короны и не закрывала свои двери для эмигрантов.
Не успели Адриенна, Анастасия и Виктория расположиться на постоялом дворе при почтовой станции, как туда примчалась графиня де Тессе. Фамилии всех путешественников, прибывающих в Гамбург, полагалось сообщать в городскую управу, с указанием их звания и страны, откуда они прибыли, а затем публиковать в немецкой газете; день эмигрантской общины неизменно начинался с просмотра этих списков.
Если бы Адриенна не назвала ее тетушкой, госпожа де Тессе подумала бы, что это какие-то другие Мотье: за годы мытарств по тюрьмам бывшая маркиза де Лафайет сильно постарела и стала совсем седой, а девочки вытянулись и повзрослели. Ахи, слезы, поцелуи, сбивчивые рассказы, снова слезы… В это время со двора послышался стук подъезжающего экипажа.
— Полина! — воскликнула госпожа де Тессе, выглянув в окно, и в ужасе заломила руки. — Подожди здесь и не показывайся; я пойду подготовлю ее.
В Альтоне пришлось задержаться на несколько дней. Поселившись у тетушки, Адриенна принимала визиты эмигрантов, ничего не знавших о судьбе своих родных. Увы, чаще всего она не могла сообщить им ничего утешительного, и гостьи покидали дом со слезами и проклятиями — в адрес Лафайета, поднявшего знамя "свободы"… Каждое отравленное злобой слово вонзалось иглой в израненное сердце, но Адриенна страдала молча, чтобы не замыкать круг несправедливых упреков. В конце концов, ей в самом деле повезло: муж жив, хотя и в плену, а сын не терпит тягот военных походов и не истекает кровью от ран…
Госпожа де Тессе сообщила ей еще одну новость: отец собирается жениться. Его избранница — графиня Головкина, но она не русская, а немка: фамилию и титул она получила от покойного мужа. Ее зовут Елизавета Вильгельмина, она дочь профессора фон Мосгейма, преподававшего в Геттингенском университете.
