Впервые вернувшись из церкви мужем и женой, они с благоговением открыли потертые от постоянных переездов "Права женщины" и "Политическую справедливость" и вместе в очередной раз зачитали оттуда любимые места, скрепив таким образом свой необычный союз.
Несмотря на то что Годвины сопровождали Мэри и Перси в церковь, свою священную клятву, сделанную на двух самых важных для них книгах, новоявленные супруги Шелли произнесли наедине друг с другом. Философ-атеист, время от времени беззастенчиво аскающий пособий по безденежью и многодетству от местного прихода, сиял, как медный таз, то и дело осеняя себя размашистыми крестами и благоговейно складывая руки в праведной молитве. После того как его любимая доченька сделалась госпожой Шелли, он снова открыл свой дом для нее и ее законного мужа и на радостях в очередной раз попросил выдать ему некоторую сумму, необходимую для прокорма его семейства. Но супруги уже разучились верить в доброжелательность атеиста, благосклонность которого столь тесно была связана со святым таинством законного брака. Тем не менее Перси уверил тестя, что снова займет для него денег и никогда в дальнейшем не откажет в помощи.
После того как роман был дописан, Мэри покинула свой новый уютный дом в Бате и отправилась в Лондон на поиск издателя. Она поселилась в семье отца и каждый день ждала положительных вестей. Но их не было. Первый же издатель, узнав, что к нему пришла не кто-нибудь, а сама леди Шелли, мог только понимающе улыбнуться: "ну да, видали мы таких писательниц — ясно же, произведение принадлежит ее мужу, глупая девчонка только поставила свое имя перед текстом". Другой, прежде чем дать согласие на публикацию, потребовал другие произведения автора, дабы он мог сличить их между собой и определить, могла ли девятнадцатилетняя женщина написать такой серьезный роман.
— Я могу рожать детей, но не в силах царапать пером по бумаге? — делано удивилась Мэри.
Развернувшись, она шла в следующее издательство, сидела в приемной, беседовала, соглашалась ждать, и снова тянулись серые, похожие один на другой дни, и снова ей отказывали.
Собственно, роман приняли бы с распростертыми объятиями и с радостью напечатали, согласись она поставить на нем имя мужа. Издательский мир не был готов к другому автору с фамилией Шелли. В качестве альтернативы предлагали взять мужской псевдоним.
В результате Перси, как более опытному в таких делах, самому пришлось нести книгу в издательство "Лакингтон, Хьюз, Хардинг, Мейвор и Джонс". Полученный результат ошарашил даже его. Книга выйдет, но без упоминания автора и с его, Шелли, предисловием или не выйдет вовсе.
Мэри устала бороться и была вынуждена согласиться на это условие. "Стало очень грустно. Передо мною проплывали озера и горы и лица тех, что были связаны с читаемыми сценами. Почему время не замирает в те блаженные минуты, когда теряешь счет часам и дням?" — писала она в своем дневнике.
Глава 10
АРЕСТ
В сентябре у Мэри и Перси родилась дочка, получившая при крещении имя Клэр, она появилась на свет на пару месяцев раньше, чем ее кузина Альба Байрон (позже девочку переименуют в Аллегру). Поначалу Перси и Мэри говорили всем, что Мэри родила двух дочерей, но Клэр сама опровергала их речи, крича на весь свет, что родила ребенка от Байрона и теперь требует, чтобы тот участвовал в воспитании малышки.
В это время Шелли все чаще ощущал недомогание, с ним и раньше случались приступы болезненной слабости или кашля, сопровождающегося болями в груди. В какой-то момент он даже вообразил, будто у него начальная стадия чахотки. Но врачи этого не подтверждали. Впрочем, сложно не заболеть с тем образом жизни, который вел Перси Шелли. Даже в сильные холода его можно было встретить на улицах Лондона без пальто и плаща, горло иногда было замотано шарфом, но чаще поэт обходился без него. Кроме того, он взял себе за правило и внушил Мэри необходимость в соблюдении длительных вегетарианских постов, после месячного воздержания он позволял себе ужин с бараниной, после чего несколько часов пребывал в мечтательном расположение духа и буквально через сутки снова заболевал.
Живя вместе с Перси, Мэри могла поставить ему собственный диагноз, ее мужа губило не вегетарианство и не легкомысленное отношение к одежде, а постоянная нервотрепка, связанная с необходимостью отдавать долги. Поэт боялся, что, если он не вернет взятых в долг денег вовремя, его посадят в тюрьму, и этот страх в буквальном смысле слова пожирал его душу и тело. Постоянные мысли о долгах и кредиторах развили в Шелли самую настоящую манию преследования. Добавьте к этому крайнюю мнительность, доходящую до полной нелепицы. Так однажды, проехав полмили в дилижансе рядом с женщиной со слоновой болезнью, он решил, что и сам заразился и скоро не сможет нормально передвигаться.
В другой раз, пообщавшись с тяжелобольным пациентом, он стал ощущать жуткую боль, так что ему пришлось срочно посылать слугу в аптеку за опием, который он принимал обычно в качестве болеутоляющего.
Добавьте к этому невероятную работоспособность Шелли. Он писал стихи и политические памфлеты, брал на дом редактуру, учил языки, находя при этом возможность встречаться с друзьями, ведя с ними долгие разговоры о политике или литературе.
Самое правильное в таком случае уехать куда-нибудь на пару месяцев. Жизнь в новой обстановке, отдых, прогулки, работа в свое удовольствие. Не это ли самое лучшее лекарство?..
Но тративший почти все получаемые от отца деньги на возмещение долгов Шелли не всегда имел возможность выделить средства на поездку. Маленькие проблемы с каждым новым днем вырастали до гигантских размеров, норовив обрушиться на своего создателя.
К обычным хлопотам неожиданно добавилась необходимость принудить слугу Паоло к женитьбе на няньке Уильяма, Элизе. Как оказалось, наглый итальянец склонил к сожительству девушку, совсем ребенка, и теперь та была беременна. Паоло сопротивлялся и умолял не надевать на него брачных уз, но Перси был непреклонен. Слезы несчастной Элизы напомнили ему о судьбе его свояченицы Клэр, но, если Шелли не мог настоять на том, чтобы лорд Байрон принял ответственность за воспитание дочери, в своем собственном доме он был полным хозяином. В разгар скандала Перси вдруг не выдержал и велел Паоло либо делать предложение Элизе, либо убираться ко всем чертям. Казалось бы, итальянец должен был тут же сбежать, но неожиданно он глубоко вздохнул и сдался.
Сопровождая всю компанию в церковь, Клэр, правда, шепнула Мэри, что, скорее всего, Перси так поступает в преддверии суда магистрата о передаче опекунства над его детьми от Хэрриет. Так как на суде непременно всплывет история с Паоло и несовершеннолетней Лиззи, и если суд узнает, что хозяин дома все знал и поощрял растление служанки, об успехе дела можно забыть. Обдумав слова сестры, Мэри была вынуждена признать, что в любом случае муж поступает справедливо. Что же до Паоло, в отличие от других слуг он, конечно, был грамотен, но Шелли не были уверены, что плут прочитал "Политическую справедливость" и, значит, вряд ли имел представления о том, что, принуждая его, хозяева идут вразрез с собственным убеждением о свободе личности, в отношении которой недопустимо проявлять какое-либо насилие, в том числе заставлять жениться.
