Следующим свидетелем суд вызвал Уильяма Годвина, и старый журналист был вынужден признать, что выгнал дочь из дома, когда та вернулась после нескольких месяцев отсутствия со своим любовником и сестрой. В то время он действительно был очень рассержен на обоих. Теперь, когда Шелли женился на Мэри, Годвин полагает все разногласия между собой и зятем урегулированными. Впрочем, лично он никогда не считал, что его дочь была виновна в том, что Перси бросил жену и ребенка.
Свист в зале не дал ему закончить.
— Виноват Перси, да и Мэри тоже виновата не меньше, — начинает новый свидетель, которого обвинитель представляет как Томаса Джефферсона Хогга. Ноксу не было знакомо это имя, зато он заметил, как вздрогнула и с каким ужасом Мэри взглянула на вышедшего для дачи присяги мужчину.
— Расскажите суду, что вам известно о том, как Мэри Годвин бежала с вашим другом Перси Биши Шелли.
— Меня там не было, ваша честь, — четко произносит Хогг.
В зале слышны смешки.
Судья стучит молоточком, призывая публику к порядку.
— Хорошо, перефразирую свой вопрос: что рассказывал вам ваш друг Шелли по поводу того, как он уговорил мисс Годвин бежать с ним?
— Перси сказал, дословно… — Хогг ухмыляется. — "Они мечтают нас разлучить, моя любовь, но смерть соединит нас!", после чего он вручил мисс Годвин флакончик с ядом, сколько мы знакомы, он всегда таскал с собой опий, чтобы, если понадобится, свести счеты с жизнью, то есть, мисс Годвин должна была отравиться, сам же Перси приготовил для себя пистолет.
— И что же, воспользовалась Мэри Годвин ядом?
— Насколько я знаю, нет, — пожал плечами Хогг, — впрочем, я не совсем уверен, точно ли это относилось к мисс Годвин или к Херриет. В тот день Перси был пьян, да и я тоже, так что… спросите лучше у него самого. — Хогг поворачивается к Перси.
— Я не предлагал Мэри выпить яд, я сам его выпил, нежно улыбнулся Перси. — Что же до пистолета, если бы он и был у меня, то, скорее всего, я бы не утерпел и продал такую дорогую вещь, тем более что лично мне он ни для чего не нужен. — Мэри Годвин — истинная любовь всей моей жизни. Достойно сожаления, что я не повстречал ее раньше, что совершил ошибку с Херриет. Но я никогда не отказывался воспитывать своих детей и оплачивал все счета своей бывшей жены.
Когда суд ушел на совещание и всех отпустили прогуляться и подышать свежим воздухом, агент уже знал, что присяжные целиком и полностью на стороне потерпевшего. Что Перси никогда больше не увидит своих детей и тех воспитают в ненависти к их отцу.
После перерыва лорд-канцлер действительно обвинил Шелли в аморальном образе жизни, сочтя его неподходящим попечителем для своих детей от Херриет, и малышей отправили в Кент, в семью священника.
В тот же вечер Нокс подошел к дому Шелли, надеясь обменяться парой слов с Паоло, и неожиданно увидел выбегающую из распахнутых дверей Клэр. Плача в голос, она пролетела мимо агента на другую сторону улицы и, остановив карету, что-то сказала вознице, после чего тот открыл перед ней дверь.
Не зная, что он делает и как будет оправдываться, Нокс вошел в распахнутую дверь и какое-то время стоял, слушая причитания, звон тазов, плеск воды и приглушенные проклятия. Он уже хотел уходить, когда перед ним возникла Мэри.
Ее волосы были растрепаны, лицо казалось бледным и осунувшимся, глаза покраснели от слез.
— Кто вы, и что вы делаете здесь? — глухо спросила женщина, но, не успел Нокс что-либо ответить, вдруг с облегчением провела рукой по лбу. — Простите, мистер Нокс, я не сразу признала вас. Много раз виделись в издательстве, но не ожидала встретить сегодня.
— Что случилось?
— Перси принял яд. — Она залилась слезами, и Нокс был вынужден довести ее до кухни, где усадил на стул и, налив воду в стакан, поставил его перед Мэри. — Сегодня был суд, Перси запрещено приближаться к его собственным детям, в смысле к детям от первой жены.
— Да-да, я был на суде и знаю, — остановил ее Нокс.
— Тогда вы все понимаете. Он не смог выдержать этот удар и отравился… Клэр — моя сестра — побежала за лекарем.
— Может быть, нам подняться к нему? — Нокс смотрел на Мэри и не мог насмотреться, такая хрупкая, такая ранимая, она казалась ему в этот момент совершенно неземным существом.
— У него сейчас Хогг, боже мой, получается, что этот человек говорил правду, у Перси всегда под рукой яд, а я даже не знала. А если бы Уильям…
— Могу ли я чем-нибудь?.. — Нокс замялся, пытаясь вспомнить, что следует делать при отравлении.
— Давайте вместе дождемся врача, а там видно будет. — Мэри обвела кухню рассеянным взглядом. Может, хотите глоточек сидра?
— Да, пожалуй. — Нокс сел на табурет, Мэри налила из графина в кружку пахнущий яблочным уксусом напиток и поставила его перед гостем.
Какое-то время оба молчали, прислушиваясь к звукам, доносящимся с улицы.
— Шелли всегда был таким порывистым? — спросил агент.
— Да, всегда. — Мэри махнула рукой и улыбнулась каким-то своим мыслям. — Однажды, это произошло еще до нашего знакомства, и я знаю по письмам Перси к моему отцу, в 1811 году случилась страшная зима, констебли каждый день собирали трупы окоченевших нищих, погибло множество овец и коров, крестьяне молили о помощи, меж тем газеты безмолвствовали о постигшем страну бедствии, а в королевском дворце велись приготовления к приему изгнанного из революционной Франции наследника казненного Людовика XVI. Знаете, сколько они тогда потратили на эту вечеринку? — Брови Мэри сошлись на переносице, на лице заиграл румянец. — Сто двадцать тысяч фунтов. Беспрецедентные траты! — Она всплеснула руками. — И это в то время, котда собственная страна голодает, когда народ поставлен на грань вымирания. Шелли сочинил оду, а потом отпечатал на собственные средства и швырял брошюры в окна проезжающих мимо карет. Когда он рассказывал об этом своем приключении в доме моего отца, я себе так явственно представляла Шелли в распахнутом пальто с развевающимся шарфом или вообще без шарфа, вы же знаете, он всегда так ходит, не любит верхней одежды и совершенно не следит за своим здоровьем.
А потом он написал "Обращение к ирландскому народу" и после они с Херриет расклеивали его на улицах и незаметно забрасывали в открытые окна, оставляли в кафе или даже кидали с балкона на головы прохожим. — Мэри вздохнула. — Отец в письмах всегда был вынужден успокаивать Шелли, говорил, что такая горячность может привести К беспорядкам и тогда погибнут многие десятки невинных людей. Он настаивал, чтобы Шелли больше просвещал и не думал звать кого-то на открытое сражения. Чтобы думал о том, как когда-нибудь войдет в палату лордов, откуда сможет влиять на политическую ситуацию в стране. Но Перси, вы понимаете…
Перси рассказывал, как крестьяне в деревне, где они как-то задержались на пару месяцев с Херриет, чуть было не признали его колдуном только за то, что не сразу сумели понять, что за странный багаж привезли с собой приезжие. При молодой паре находились подозрительные шкатулки, залитые воском, а также пустые бутылки, которые пришлось перевозить на отдельной телеге, обернутые войлоком, чтобы они не разбились. Представляете, каждый день Шелли ходил к морю и бросал в воду шкатулки и залитые сургучом бутылки. Как потом выяснилось, в шкатулки он запечатывал экземпляры "Декларация прав", а в бутылках — памфлет под названием "Дьявольское место". Забавно, правда, жаль, что в то время я еще не знала Перси и не могла к нему присоединиться.
