Но тут ее прервали. Лицо Джеральда Мартина налилось кровью; он задыхался и показывал на нее дрожащим пальцем:
– Кофе… боже мой! Кофе!
Аликс уставилась на него.
– Я теперь понимаю, почему он был горький… Ты дьявол! Ты снова взялась за свои штучки…
Он вцепился в подлокотники кресла, готовый прыгнуть на нее.
Алекс отступила к камину. Теперь, в ужасе, она открыла рот, чтобы все отрицать, но потом остановилась. В следующую минуту Джеральд бросится на нее. Она собрала все свои силы и посмотрела ему прямо в глаза, пылко, убедительно.
– Да, – произнесла она. – Я тебя отравила. И яд уже действует. В эту минуту ты не можешь встать с кресла, не можешь пошевелиться…
Если бы она смогла продержать его там хотя бы несколько минут…
А! Что это? Шаги на дороге. Скрип калитки. Потом шаги на дорожке к дому. Открылась наружная дверь.
– Ты не можешь пошевелиться, – повторила она.
Затем проскользнула мимо него, стремительно выбежала из комнаты и почти без чувств упала в объятия Дика Уиндифорда.
– Боже мой! Аликс! – воскликнул он, потом повернулся к пришедшему с ним высокому крепкому человеку в мундире полицейского: – Пойдите и посмотрите, что происходит в комнате.
Затем Дик осторожно опустил Аликс на диван и склонился над ней.
– Девочка моя, – пробормотал он. – Моя бедная девочка… Что с тобой сделали?
Ее веки затрепетали, а губы прошептали его имя.
Дика отвлек полицейский, который прикоснулся к его руке.
– В той комнате нет никого, сэр, кроме мужчины, сидящего в кресле. Похоже, его что-то сильно напугало, и…
– Да?
– Ну, сэр, он… умер.
Они вздрогнули, услышав голос Аликс. Молодая женщина говорила, будто во сне, по-прежнему не открывая глаз.
– И вскоре после этого, – произнесла она, словно цитировала какую-то книгу, – он умер…
Сон
Эркюль Пуаро окинул дом пристальным, оценивающим взглядом. Затем – окружающую его местность, магазины, большое здание фабрики справа, дешевый многоквартирный жилой дом напротив.
Потом он снова перевел глаза на Норуэй-хаус, реликт прежней эпохи – эпохи простора и досуга, когда тот высокомерно возвышался в окружении зеленых полей. Ныне дом, забытый и утонувший в бурном море современного Лондона, стал анахронизмом, и даже один человек из пятидесяти не сказал бы вам, где он стоит.
Более того, очень немногие могли бы припомнить, кому он принадлежит, хотя его владелец слыл одним из самых богатых людей в мире. Но деньги так же способны уберечь человека от известности, как и принести ее. Бенедикт Фарли, этот эксцентричный миллионер, предпочитал не рекламировать свою резиденцию. Самого его редко видели, он нечасто появлялся в обществе. Время от времени Фарли присутствовал на собраниях совета директоров; его худая фигура, крючковатый нос и хриплый голос легко подавляли собравшихся членов совета. Кроме этого, он был просто хорошо известной, легендарной фигурой. Проявления его странной жадности, равно как и его невероятной щедрости… Более личные подробности – его знаменитый лоскутный халат, которому, по слухам, было уже двадцать восемь лет, его неизменная диета из капустного супа и красной икры, его ненависть к кошкам… Все это публика знала.
Знал это и Эркюль Пуаро. Но, собственно, вот и все, что ему было известно о человеке, которому он собирался нанести визит. Письмо, лежащее в кармане его пальто, почти ничего ему не сообщило.
Молча поглазев в течение пары минут на эту меланхоличную достопримечательность прошлой эпохи, сыщик поднялся по ступенькам к парадной двери и нажал кнопку звонка, взглянув при этом на аккуратные наручные часы, которые наконец-то заменили его прежние любимые карманные часы-«луковицу». Да, было ровно двенадцать тридцать. Как и всегда, Эркюль Пуаро пришел с точностью до минуты.
Дверь открылась ровно через положенный промежуток времени. Дворецкий, идеальный представитель своего вида, стоял, вырисовываясь на фоне освещенного холла.
– Мистер Бенедикт Фарли? – спросил Пуаро.
Беспристрастный взгляд окинул его с головы до ног, не обидно, но эффективно. «En gros et en détail»
[12], – оценил про себя сыщик этот взгляд.
– Вам назначено, сэр? – спросил вежливый голос.
– Да.
– Ваше имя, сэр?
– Мсье Эркюль Пуаро.
Дворецкий поклонился и отступил назад. Маленький бельгиец вошел в дом. За ним закрыли дверь.
Но оставалась еще одна формальность, перед тем как ловкие руки взяли у посетителя шляпу и трость.
– Прошу прощения, сэр. Я должен попросить вас показать письмо.
Пуаро не спеша достал из кармана сложенное письмо и вручил его дворецкому. Последний, едва взглянув на него, вернул с поклоном. Сыщик снова положил его в карман. Содержание письма было простым.
Норуэй-хаус, В.8
Мсье Эркюлю Пуаро
Дорогой сэр!
Мистер Бенедикт Фарли хотел бы иметь честь воспользоваться вашим советом. Если то вам удобно, он будет рад, буде вы придете к нему по вышеуказанному адресу в 9.30 завтра утром (во вторник).
Искренне ваш,
Хьюго Корнуорти (секретарь)
P.S. Пожалуйста, возьмите с собой это письмо.
Дворецкий ловко освободил Пуаро от шляпы, трости и пальто.
– Пройдите. Прошу вас, наверх, в комнату мистера Корнуорти.
Он повел его наверх по широкой лестнице. Пуаро следовал за ним, с восхищением рассматривая дорогостоящие, роскошные objets d’art
[13]. Его вкусы всегда были несколько буржуазными.
На втором этаже дворецкий постучал в дверь.
Эркюль Пуаро чуть-чуть приподнял брови. Это была первая режущая слух нотка. Потому что лучшие дворецкие не стучат в двери – и все-таки это был, несомненно, первоклассный дворецкий!
Это было, так сказать, его первое близкое знакомство с эксцентричностью миллионера.
Голос из комнаты что-то крикнул. Дворецкий, распахнув дверь, объявил (и Пуаро снова почувствовал нарочитый отход от общепринятых норм):
– Тот джентльмен, которого вы ожидаете, сэр.
Бельгиец прошел в комнату. Это было помещение довольно больших размеров, обставленное очень просто, в деловом стиле. Шкафы для хранения документов, справочники, пара мягких кресел и большой, солидный письменный стол, полный аккуратных папок с документами. Углы комнаты тонули в полумраке, так как единственным источником света служила большая настольная лампа под зеленым абажуром, стоящая на маленьком столике возле одного из кресел. Она была направлена так, что весь свет падал на того, кто шел от двери. Эркюль Пуаро слегка заморгал, поняв, что лампочка имеет мощность, по крайней мере, 150 ватт. В кресле сидел худой человек в лоскутном халате – Бенедикт Фарли. Голова выдвинута вперед – характерная для него поза, – крючковатый нос походит на птичий клюв. Надо лбом торчит хохол седых волос, как у какаду. Глаза, сверкающие за толстыми стеклами очков, с подозрением смотрят на посетителя.
