– По его мнению, вы действительно желаете, сами того не зная, совершить самоубийство? – спросил Пуаро.
Миллионер пронзительно закричал:
– Но это невозможно – невозможно! Я совершенно счастлив! У меня есть все, чего я хочу, – все, что можно купить за деньги! Это фантастика, невероятно даже предположить нечто подобное!
Пуаро с интересом смотрел на Бенедикта Фарли. Возможно, нечто в его дрожащих руках и дребезжащем пронзительном голосе служило предостережением о том, что его отрицание слишком яростное, что сама его настойчивость подозрительна. Сыщик ограничился тем, что спросил:
– И каково моя роль, мсье?
Фарли внезапно успокоился. Он выразительно постучал пальцем по столу рядом с собой.
– Существует еще одна возможность. И если она правильная, то вы – тот человек, который должен о ней знать. Вы знамениты, вы расследовали сотни дел – фантастических, невероятных дел! Вы должны знать, если кто-нибудь вообще знает.
– Знать что?
Голос Фарли опустился до шепота:
– Предположим, что кто-то хочет меня убить… Можно это сделать таким образом? Могут они заставить меня видеть этот сон каждую ночь?
– Вы имеете в виду гипноз?
– Да.
Эркюль Пуаро обдумал этот вопрос.
– Полагаю, это возможно, – наконец ответил он. – Но это больше вопрос к врачу.
– Вы на собственном опыте не встречались с подобными случаями?
– Точно с такими – нет.
– Вы понимаете, к чему я клоню? Меня заставляют видеть один и тот же сон, ночь за ночью, ночь за ночью… а потом – однажды – я не выдерживаю этого внушения и осуществляю его. Делаю то, что мне так часто снилось, – убиваю себя!
Маленький бельгиец покачал головой.
– Вы не думаете, что такое возможно? – спросил Фарли.
– Возможно? Это не то слово, которое я люблю употреблять.
– Но вы считаете, что это невероятно?
– Совершенно невероятно.
– Врач тоже так сказал… – пробормотал Бенедикт Фарли. Затем его голос снова стал пронзительным и громким, и он крикнул: – Но почему мне снится этот сон? Почему? Почему?
Сыщик снова покачал головой.
– Вы уверены, что никогда не сталкивались с таким случаем в вашей практике? – внезапно спросил Бенедикт Фарли.
– Никогда.
– Это я и хотел знать.
Пуаро деликатно откашлялся.
– Вы позволите задать вопрос? – спросил он.
– Какой вопрос? Какой вопрос? Говорите, что хотите.
– Кого вы подозреваете в желании убить вас?
– Никого, совсем никого, – резко ответил Фарли.
– Но эта мысль пришла вам в голову? – настаивал Пуаро.
– Я хотел знать, возможно ли это.
– Основываясь на своем собственном опыте, я должен сказать – нет. Вас когда-нибудь подвергали гипнозу, между прочим?
– Конечно, нет. Вы думаете, я дал бы подвергнуть себя такой глупости?
– Тогда, я думаю, можно сказать, что ваша теория определенно невероятна.
– Но сон, вы, глупец, этот сон…
– Сон, несомненно, удивительный, – задумчиво произнес Пуаро. Он помолчал, потом продолжил: – Я хотел бы увидеть сцену этой драмы – стол, часы и револьвер.
– Конечно, я отведу вас в соседнюю комнату.
Плотнее запахнув на себе полы халата, старик приподнялся с кресла. Потом неожиданно, словно его поразила какая-то мысль, снова сел.
– Нет, – сказал он. – Там нечего смотреть. Я вам рассказал все, что можно рассказать.
– Но я хотел бы увидеть своими глазами…
– В этом нет необходимости, – резко возразил Фарли. – Вы высказали мне свое мнение. Это всё.
Пуаро пожал плечами.
– Как вам будет угодно. – Он встал. – Очень жаль, мистер Фарли, что я не смог быть вам полезным.
Миллионер смотрел прямо перед собой.
– Не хочу устраивать тут никаких мошеннических проделок, – проворчал он. – Я изложил вам факты – вы не смогли ничего из них извлечь. Это закрывает дело. Можете прислать мне счет за консультацию.
– Не премину это сделать, – сухо произнес детектив и направился к двери.
– Постойте минутку. – Миллионер позвал его назад. – Это письмо – я хочу его вернуть.
– Письмо от вашего секретаря?
– Да.
Пуаро поднял брови. Затем сунул руку в карман, достал сложенный листок и отдал его старику. Последний внимательно рассмотрел его, потом положил на стол рядом с собой и кивнул.
Маленький бельгиец снова направился к двери. Он был озадачен. Его быстрый ум снова и снова обдумывал только что рассказанную ему историю. И все-таки, хотя его мысли были заняты, Пуаро мучило ощущение, что тут что-то не так. И это имело какое-то отношение к нему самому, а не к Бенедикту Фарли.
Когда он взялся за дверную ручку, в голове у него прояснилось. Он, Эркюль Пуаро, совершил ошибку! Сыщик снова вернулся в комнату.
– Тысяча извинений! Я так заинтересовался вашей проблемой, что сделал глупость. То письмо, которое я вам отдал… я по ошибке сунул руку в правый карман вместо левого…
– В чем дело? В чем дело?
– То письмо, которое я вам только что отдал, – это письмо с извинениями от моей прачки насчет стирки воротничков. – Виновато улыбаясь, Пуаро сунул руку в левый карман. – Вот ваше письмо.
Бенедикт Фарли выхватил у него письмо и проворчал:
– Какого черта вы не соображаете, что делаете?
Пуаро забрал письмо от своей прачки, еще раз мило извинился и вышел из комнаты.
На мгновение он остановился на просторной лестничной площадке. Прямо напротив него стоял большой старый дубовый диван, а перед ним – длинный узкий стол. На столе лежали журналы. Еще там стояли два кресла и столик с цветами. Это немного напоминало ему комнату ожидания у дантиста.
Дворецкий ждал его в холле внизу, чтобы выпустить.
– Вызвать вам такси, сэр?
– Нет, спасибо. Вечер чудесный, и я пройдусь пешком.
Несколько мгновений Эркюль Пуаро постоял на тротуаре, ожидая промежутка в потоке машин, чтобы перейти оживленную дорогу. Его лоб прорезала морщина.
– Нет, – сказал он сам себе. – Я совсем не понимаю. Все это бессмысленно. С сожалением должен это признать, но я, Эркюль Пуаро, совершенно сбит с толку.
* * *
Это были события, которые можно было назвать первым актом драмы. Второй акт имел место неделю спустя. Он начался с телефонного звонка от одного врача, Джона Стиллингфлита. Тот сказал, совершенно не придерживаясь врачебной этики:
