Шефер подошел к стулу, пошатываясь (да что такое с его ногами?), и странным, глухим голосом, подавляя очередной раздирающий рот зевок, спросил у нее, какую главу она читает.
Ее голубые глаза под ровными бровями посмотрели на него; в их глубине скрывалось что-то непонятное. Там могла бы смотреть пророчица израильская.
– Четвертую главу книги Судей.
Шефер кивнул, снова зевнув. Он должен пойти спать… но сделать усилие, чтобы встать, оказалось для него непосильным… веки его сомкнулись…
«Четвертая глава книги Судей». Что написано в четвертой главе книги Судей? Его тревога вернулась, разрослась – и превратилась с ужас. Что-то тут не так… Судьи… Но сон одолел его. Он провалился в его глубину – и ужас вместе с ним…
* * *
Шефер проснулся, с трудом вытаскивая себя из бессознательного состояния. Прошло время – много времени, он был в этом уверен. Где он находится? Немец заморгал, глядя вверх на свет… у него болели руки и ноги… его тошнило… во рту еще ощущался вкус того кофе… Но что это? Он лежал на спине, связанный по рукам и ногам обрывками полотенец, а над ним возвышалась мрачная фигура женщины, которая не была голландкой. Рассудок вернулся к нему вспышкой острого, отчаянного страха. Он в опасности… в большой опасности…
По его глазам она увидела, что Шефер приходит в сознание, и ответила, будто он заговорил с ней:
– Да, теперь я вам расскажу. Вы помните, как проходили через местечко под названием Вогплат, в Бельгии?
Шефер вспомнил это название. Какая-то жалкая деревушка, через которую он проходил со своим полком.
Кивнув, она продолжила:
– Вы подошли к моему дому вместе с другими солдатами. Мужа не было дома, он ушел в бельгийскую армию. Мой первый муж, не Хеншель. Мы с ним были женаты всего два года. Мальчик, мой малыш – ему было всего четыре года – выбежал из дома. Он начал плакать – какой ребенок не заплакал бы? Он боялся солдат. Вы приказали ему прекратить. Он не мог. Вы схватили топор – о боже! – и отрубили ему руку! Затем рассмеялись и сказали: «Эта рука никогда не поднимет оружие против Германии».
– Это неправда, – пронзительно крикнул Шефер. – А даже если и так – то была война!
Не обратив внимания на его крик, она продолжала:
– Я ударила вас по лицу. Какая мать поступила бы иначе? Вы схватили ребенка… и швырнули его об стену…
Она умолкла – голос ее прервался.
Шефер слабо бормотал, бросив попытки отрицать:
– То была война… то была война…
На его лбу выступил пот. Он был наедине с этой женщиной, никто не мог ему помочь…
– Сегодня я сразу же узнала вас, несмотря на бороду. Вы меня не узнали. Вы сказали, что сюда вас привел случай, но я знала, что это сделал Бог…
Грудь ее вздымалась, глаза горели фанатичным огнем. Ее бог был богом Шефера – богом возмездия. Ее вдохновляло странное, суровое неистовство древней жрицы.
– Он отдал вас в мои руки.
С губ Шефера хлынул бессвязный поток слов, аргументов, молитв и призывов к милосердию, угроз. Но все это ее не тронуло.
– Бог послал мне еще один знак. Когда открыла Библию сегодня вечером, я увидела, чего Он от меня ждет. «Благословенна над женщинами да будет Иаиль, жена Хевера Кенита…»
Она нагнулась и подняла с пола молоток и несколько длинных, блестящих гвоздей…
Из горла Шефера вырвался вопль. Теперь он вспомнил четвертую главу книги Судей, ту драматичную историю преступного нарушения правил гостеприимства. Сисару
[25], бегущего от своих врагов… женщину, стоящую у входа в шатер… Иаиль, жену Хевера Кенита…
Звучно, своим низким голосом с сильным фламандским акцентом, с глазами, сверкающими так, как, возможно, они сверкали в те древние времени у израильтянки, она произнесла с торжеством:
– Вот день, в который Господь предал врага моего в руки мои…
Удивительное происшествие с сэром Артуром Кармайклом
(Из записок покойного доктора Эдварда Карстерса, выдающегося психолога)
I
Я хорошо понимаю, что странные и трагические события, которые я здесь описал, можно рассматривать с двух разных точек зрения. Мое собственное мнение всегда оставалось непоколебимым. Меня убедили полностью описать всю эту историю, и я считаю, что именно наука должна позаботиться о том, чтобы эти странные и необъяснимые события не были преданы забвению.
Все началось с телеграммы моего друга, доктора Сеттла. Кроме упоминания имени Кармайкла, телеграмма ничего не сообщала, но, следуя ее инструкциям, я сел на поезд в 12.29, идущий из Паддингтона в Уолден, в графстве Хертфордшир.
Имя Кармайкл было мне известно. Я был немного знаком с покойным сэром Уильямом Кармайклом из графства Уолден, однако в последние одиннадцать лет я с ним не виделся. Я знал, что у него один сын, нынешний баронет; сейчас этому юноше должно быть года двадцать три. Я смутно вспомнил какие-то слухи насчет второго брака сэра Уильяма, но не припомнил ничего конкретного – только то, что эти сплетни были нелестными для второй леди Кармайкл.
Сеттл встретил меня на станции.
– Очень любезно с вашей стороны, что вы приехали, – сказал он, крепко пожимая мне руку.
– Не стоит благодарности. Как я понимаю, здесь что-то по моей части?
– Конечно.
– Значит, случай душевной болезни? – рискнул предположить я. – С необычными симптомами?
К этому времени мы уже взяли мой багаж, уселись в двухместный экипаж и поехали от станции в направлении Уолдена, который находился в трех милях от станции. Минуту-другую Сеттл ничего не отвечал. Потом его вдруг прорвало:
– Вся эта история совершенно непонятна! Молодой человек, двадцати трех лет, совершенно нормальный во всех отношениях. Приятный, любезный юноша, в меру самодовольный, возможно, не блестящего ума, но отличный пример обыкновенного молодого англичанина из высших слоев общества. Однажды вечером лег спать здоровым, как обычно, а на следующее утро его нашли, когда он бродил по деревне в состоянии, близком к идиотизму, и не узнавал своих родных.
– А! – воскликнул я с воодушевлением. Этот случай обещал быть интересным. – Полная потеря памяти? И это случилось…
– Вчера утром. Девятого августа.
– И не произошло ничего, что объясняло бы его состояние? Он не испытал никакого шока?
– Ничего.
У меня внезапно возникло подозрение.
– Вы чего-то недоговариваете?
– Н-нет.
