Он зашагал быстрее, но этот новый страх не покидал его, сжимал его в своих леденящих объятиях.
Хеймер удивлялся сам себе, поскольку знал, что по натуре не был трусом. Пять лет назад, размышлял он, он не испытал бы такого страха. Потому что тогда жизнь еще не была такой сладкой… Да, вот в чем дело; любовь к жизни была ключом к разгадке этой тайны. Его жажда жизни сейчас достигла высшей точки; и грозило ему только одно – смерть-разрушительница!
Он свернул с освещенной магистрали. Узкий переулок между высокими стенами был коротким путем на площадь, где стоял его дом, славящийся своими сокровищами искусства. Шум улицы за его спиной ослабел и пропал, и слышался только мягкий стук его собственных шагов.
А потом из мрака впереди донеслись другие звуки. У стены сидел какой-то человек и играл на флейте. Разумеется, один из бесчисленного племени уличных музыкантов, но почему он выбрал такое странное место? Конечно, в такое позднее время полиция… Хеймер не успел додумать эту мысль, так как вдруг с изумлением увидел, что у этого человека нет ног. Пара костылей стояла у стены рядом с ним. Теперь Хеймер видел, что он играет не на флейте, а на каком-то странном инструменте, звуки которого были гораздо выше и чище, чем у флейты.
Человек продолжал играть. Он не обратил внимания на приближение Хеймера. Голова его была запрокинута далеко назад, словно его уносила вверх радость, рожденная собственной игрой, и мелодия лилась так чисто и радостно, взмывала все выше и выше…
Это была странная мелодия. Строго говоря, это была вовсе не мелодия, а одна-единственная музыкальная фраза, немного похожая на медленный виток скрипичной партии из «Риенци»
[26]. Она повторялась снова и снова, переходя из одной тональности в другую, от созвучия к созвучию, но все время поднималась вверх и достигала с каждым разом все более безграничной свободы.
Это было не похоже ни на что из того, что прежде доводилось слышать Хеймеру. В этой мелодии было нечто странное, нечто вдохновляющее, уносящее ввысь… она… Хеймер поспешно схватился обеими руками за выступ стены рядом с ним. Он сознавал только одно: он должен удержаться внизу, любой ценой – удержаться…
Он вдруг осознал, что музыка смолкла. Безногий потянулся за костылями. А он, Сайлас Хеймер, вцепился, как лунатик, в каменный выступ, только по той причине, что его посетила совершенно нелепая идея – абсурдная на первый взгляд! – что он отрывается от земли, что музыка уносит его вверх…
Он рассмеялся. Что за безумная мысль! Разумеется, его ноги ни на мгновение не отрывались от земли, но что за странная галлюцинация! Быстрое постукивание дерева по мостовой сообщило ему, что калека уходит. Хеймер смотрел ему вслед до тех пор, пока фигура этого человека не растаяла во мраке. Странный человек!
Он пошел дальше уже медленнее, не в силах избавиться от воспоминания об этом странном, невероятном ощущении, что земля уходит у него из-под ног…
И тут, повинуясь внезапному порыву, он повернулся и поспешно зашагал в том направлении, куда ушел калека. Этот человек не мог уйти далеко, он его быстро догонит.
Как только Хеймер увидел фигуру калеки, который медленно шел, пошатываясь, он крикнул:
– Эй! Погодите минутку.
Человек остановился и стоял неподвижно, пока Хеймер не поравнялся с ним. Фонарь горел как раз над его головой и освещал каждую черточку лица. Сайлас Хеймер невольно ахнул от изумления. У этого человека была самая красивая голова, какую ему доводилось видеть. Его возраст мог быть любым; несомненно, он не был мальчиком, и все же преобладающей его особенностью была юность – юность, полная неистовой, страстной энергии!
Как ни странно, Хеймер никак не решался начать разговор.
– Послушайте, – смущенно произнес он, – я хочу знать, что вы только что играли?
Человек улыбнулся… От его улыбки мир внезапно наполнился радостью.
– Это старая мелодия, очень старая… Ей много лет… много столетий.
У него была странная дикция, чистая и отчетливая, с одинаковым ударением на каждом слоге. Он явно не был англичанином, и все-таки Хеймер затруднялся определить его национальность.
– Вы не англичанин? Откуда вы родом?
Снова широкая, веселая улыбка.
– Из-за моря, сэр. Я приехал… давно, очень давно.
– Должно быть, с вами случилось несчастье. Это было недавно?
– Уже довольно давно, сэр.
– Не повезло, что вы потеряли обе ноги.
– Это было к лучшему, – очень спокойно ответил калека. Он со странной торжественностью посмотрел на своего собеседника. – Они были злом.
Хеймер положил ему в руку шиллинг и пошел прочь. Он был озадачен и испытывал смутное беспокойство. «Они были злом!» Какое странное заявление! Очевидно, ему сделали операцию из-за какого-то заболевания – но как странно это звучало…
Хеймер в задумчивости пошел домой, тщетно пытаясь выбросить этот случай из головы. Лежа в постели и уже погрузившись в первые волны дремоты, он услышал, как часы по соседству пробили час. Один ясный удар, а потом тишина, которую нарушил слабый, знакомый звук… Хеймер внезапно узнал его. Он почувствовал, как его сердце быстро забилось. Это играл тот человек из переулка, где-то недалеко…
Лились веселые звуки, радостно звала медленная мелодия, одна и та же навязчивая короткая фраза… «Это невероятно, – прошептал Хеймер, – невероятно. В ней есть крылья…»
Все ясней и ясней, выше и выше, одна волна накатывала за другой и увлекала его с собой. На этот раз он не сопротивлялся, он позволил себе взлететь… Выше, выше… Волны звуков уносили его все выше… Они накатывали на него, торжествующие и свободные.
Все выше и выше… Они уже преодолели предел человеческого слуха, но все продолжали нарастать – вверх, все время вверх… Достигнут ли они своей конечной цели, полного совершенства высоты?
Все выше…
Что-то тянуло – тащило его вниз. Что-то большое, тяжелое, и настойчивое. Оно тянуло безжалостно, тянуло его обратно, вниз… вниз…
Хеймер лежал в кровати и смотрел в окно напротив. Потом, тяжело дыша, с большим усилием приподнял руку с постели. Это движение показалось ему странно неуклюжим. Мягкость постели угнетала, как угнетали слишком тяжелые шторы на окне, не впускающие свет и воздух. Казалось, потолок давит на него. Хеймеру было душно, он задыхался. Слегка пошевелился под одеялом, и вес собственного тела показался ему самым тяжелым гнетом…
II
– Мне нужен ваш совет, Селдон.
Селдон чуть-чуть отодвинул свой стул от стола. Он гадал, что послужило поводом для этого обеда с глазу на глаз. С зимы он редко виделся с Хеймером и сегодня вечером заметил в друге какую-то трудноуловимую перемену.
– Дело вот в чем, – сказал миллионер. – Меня беспокоит мое состояние.
