Селдон улыбнулся, глядя на собеседника через стол.
– У вас очень здоровый вид.
– Не в этом дело. – Хеймер минуту помолчал, потом тихо прибавил: – Боюсь, я схожу с ума.
Невропатолог поднял взгляд с неожиданно проснувшимся интересом. Он медленно налил себе бокал портвейна, потом сказал спокойно, но бросив острый взгляд на Хеймера:
– Почему вы так решили?
– Потому что со мной что-то происходит. Нечто необъяснимое, неправдоподобное. Это не может быть правдой, поэтому я, наверное, схожу с ума.
– Не торопитесь, – предложил Селдон, – расскажите мне об этом.
– Я не верю в сверхъестественные явления, – начал Хеймер. – Никогда не верил. Но это… Ну, лучше я расскажу вам все с самого начала. Это началось прошлой зимой, однажды вечером после ужина у вас.
Потом он кратко и сжато рассказал о том, что случилось с ним по дороге домой, и его странное продолжение.
– Так это все началось. Я не могу как следует вам объяснить – это ощущение, я имею в виду, – но оно чудесное! Я такого никогда раньше не чувствовал и не видел во сне. С тех пор это продолжается. Не каждую ночь, время от времени. Музыка, ощущение, что ты поднимаешься в воздух, паришь и летишь… а потом ужасная тяжесть, притяжение к земле, а после боль, настоящая физическая боль от пробуждения. Словно спускаешься с высокой горы: вам знакома появляющаяся при этом боль в ушах? Ну, эта такая же, но только сильнее, и она сопровождается ужасным ощущением тяжести, скованности, несвободы…
Он замолчал, сделал паузу.
– Слуги уже думают, что я сошел с ума. Я не выношу жизни под крышей и в четыре стенах; я приказал устроить для себя жилище на крыше дома, под открытым небом, без мебели, ковров, всех тех вещей, которые нас душат… Но даже теперь на меня продолжают почти так же действовать окружающие дома. Мне хочется открытой местности, где можно дышать… – Он посмотрел на Селдона. – Ну, что вы скажете? Вы можете это объяснить?
– Гм, – ответил Селдон. – Есть масса объяснений. Вас загипнотизировали, или вы сами себя загипнотизировали. У вас совершенно расстроены нервы. Или это всего лишь сон.
Хеймер покачал головой.
– Ни одно из этих объяснений не подходит.
– Есть и другие, – медленно произнес Селдон, – но их обычно не принимают.
– А вы готовы их принять?
– В целом – да! Мы не можем понять много такого, что нельзя объяснить обычным способом. Нам еще многое предстоит узнать, и я, например, одобряю широту взглядов.
– Что вы посоветуете мне сделать? – спросил Хеймер, помолчав.
Селдон живо подался вперед.
– Вот вам на выбор. Уезжайте из Лондона, поищите вашу «открытую местность». Возможно, сны прекратятся.
– Я не могу этого сделать, – быстро возразил Хеймер. – Дошло до того, что я не могу без них обойтись. Я не хочу без них обходиться.
– А! Так я и знал. Другой выход – найдите этого человека, этого калеку. Сейчас вы наделяете его всякими сверхъестественными качествами. Поговорите с ним. Развейте чары.
Хеймер опять покачал головой.
– Почему нет?
– Я боюсь, – просто ответил он.
Селдон сделал нетерпеливый жест.
– Не надо так слепо во все это верить! Эта мелодия, то средство, с которого все это начинается, какая она?
Хеймер напел ее, а Селдон слушал, озадаченно нахмурившись.
– Немного похоже на отрывок из увертюры к «Риенци». В ней есть нечто уносящее ввысь, у нее есть крылья. Но я не уношусь от земли… А эти ваши полеты, они проходят совершенно одинаково?
– Нет-нет, – Хеймер нетерпеливо наклонился вперед. – Они меняются. Каждый раз я вижу немного больше. Это трудно объяснить. Понимаете, я всегда сознаю, что надо достичь определенной точки, музыка несет меня туда – не прямо, но одна волна за другой, каждая из них поднимается выше предыдущей, несет меня в некую самую высокую точку, выше которой нельзя подняться. Я остаюсь там, пока меня не начинает тащить обратно. Это не место – это скорее состояние. Ну, не с самого начала, но очень скоро я начал понимать, что вокруг меня есть другие вещи и они ждут, пока я смогу их заметить. Возьмите котенка. У него есть глаза, но сначала он не умеет ими видеть. Он слепой, и ему приходится учиться видеть. Именно это происходит со мной. Глаза и уши смертного мне не помогают, но есть нечто, что им соответствует, только оно еще не развито, нечто, не связанное с телом. И мало-помалу оно растет. Появляется ощущение света, потом звука, потом цвета… Все это очень туманно и нечетко. Я скорее знаю о каких-то вещах, чем вижу или слышу их. Сначала это был свет, свет, который становился все сильнее и яснее… Потом песок, большие пространства красноватого песка, а там и сям – прямые длинные полосы воды, похожие на каналы…
Селдон ахнул.
– Каналы! Это интересно. Продолжайте.
– Но эти вещи не имели значения, они больше не имели значения. Настоящим было то, что я пока не мог видеть, а только слышал… Это был звук, напоминающий шорох крыльев… почему-то, не могу объяснить почему, это было восхитительно! Здесь ничего подобного нет. А потом случилось еще одно восхитительное событие – я их увидел – эти Крылья! Ох, Селдон, эти Крылья!
– Но что это было? Люди, ангелы, птицы?
– Не знаю. Я не смог увидеть – пока. Но их цвет! Цвет крыльев – здесь такого нет, это чудесный цвет.
– Цвет крыльев? – повторил Селдон. – А какой он?
Хеймер нетерпеливо воздел руки.
– Как я могу вам ответить? Как объяснить голубой цвет слепому? Этот цвет вы никогда не видели – цвет Крыльев!
– А дальше?
– Дальше? Это все. Дальше я еще не добрался. Но каждый раз возвращаться назад все хуже, все мучительнее. Я этого не понимаю. Я убежден, что мое тело не покидает кровати. Я убежден, что в том месте, куда я попадаю, нет моего физического тела. Но тогда почему мне так дьявольски больно?
Селдон, молча, покачал головой.
– Это просто ужасно – возвращаться назад. Это притяжение, потом боль, боль в каждом члене, в каждом нерве, а уши мои готовы взорваться. Потом все так давит, возникает такая тяжесть, такое ужасное чувство заточения. Я стремлюсь к свету, воздуху, пространству, прежде всего – к пространству, где можно дышать. И я стремлюсь к свободе.
– А как же все другие вещи, которые прежде так много для вас значили?
– Это самое ужасное. Они мне до сих пор так же дороги, как и прежде, если не больше. И все это – комфорт, роскошь, удовольствие – тянет меня прочь от Крыльев. Между ними постоянно идет борьба, и я не понимаю, чем все это кончится.
Селдон сидел молча. Странная история, которую он слушал, была поистине фантастична. Было ли все это бредом, дикой галлюцинацией или есть вероятность, что это правда? А если так, почему именно Хеймер? Несомненно, материалист, человек, который любил плоть и отрицал дух, был последним, кто мог увидеть пейзажи иного мира.
