Сэр Эйлингтон отпил вина, оценил его по достоинству и широко улыбнулся всей компании.
– Я всегда слышала, что они очень хитрые, – заметила миссис Эверслей. – Я имею в виду психов.
– Чрезвычайно хитрые. Подавление определенной мании часто приводит к катастрофическому результату. Всякое подавление опасно, как учит нас психоанализ. Человек, имеющий возможность удовлетворять свои безобидные эксцентрические привычки, редко переходит границы. Но мужчина, – он запнулся, – или женщина, совершенно нормальные на вид, могут в действительности представлять большую опасность для общества.
Его взгляд медленно обвел сидящих за столом, дошел до Клер, потом вернулся обратно. Он снова отпил вина из бокала.
Нахлынувший ужас заставил Дермота вздрогнуть. Неужели он имеет в виду именно это? Неужели он к этому вел? Невозможно, но…
– И все из-за подавления самого себя, – вздохнула миссис Эверслей. – Я хорошо понимаю, что всегда следует стараться… выразить свою личность. Иначе вам грозит ужасная опасность.
– Моя дорогая миссис Эверслей, – запротестовал врач. – Вы меня совершенно не так поняли. Причина заболевания кроется в физическом веществе мозга. Иногда это результат какого-то внешнего воздействия, например удара; иногда же, увы, оно врожденное.
– Наследственность – это так печально, – вздохнула дама. – Чахотка и тому подобное.
– Туберкулез не передается по наследству, – сухо заметил сэр Эйлингтон.
– Правда? А я всегда думала, что передается… Но безумие наследуется! Как это ужасно. А что еще?
– Подагра, – улыбнулся сэр Эйлингтон. – И дальтонизм, это довольно интересно. Он передается по мужской линии, но не проявляется у женщин. Поэтому существует много мужчин, не различающих цвета, а чтобы этот дефект унаследовала женщина, необходимо, чтобы он имелся в латентной форме у матери и в явной форме у отца, что случается чрезвычайно редко. Это называется «ограниченная полом наследственность».
– Как интересно. Но в случае безумия это не так?
– Безумие может передаваться в равной степени и женщинам, и мужчинам, – мрачно ответил врач.
Клер внезапно встала, отодвинув свой стул так резко, что он опрокинулся и упал на пол. Она сильно побледнела, а нервные движения ее пальцев увидели все.
– Вы… вы скоро закончите? – умоляюще произнесла она. – Миссис Томпсон будет здесь уже через несколько минут.
– Что касается меня, то я выпью еще один бокал портвейна и присоединюсь к вам, – заявил сэр Эйлингтон. – Ведь я приехал сюда для того, чтобы увидеть представление этой замечательной миссис Томпсон, не так ли? Ха-ха! Хотя я и не нуждался ни в каком поводе. – Он поклонился.
Клер слабо улыбнулась в знак признательности и вышла из комнаты, положив руку на плечо миссис Эверслей.
– Боюсь, я говорил на профессиональные темы, – заметил медик, снова садясь на место. – Простите меня, дорогой друг.
Он выглядел напряженным и встревоженным. Впервые Дермот почувствовал себя чужим в обществе своего друга. Между этими двумя людьми существовала тайна, которой не поделится с ним даже старый друг. В любом случае все это было фантастичным и невероятным. Какие у него основания что-то подозревать? Никаких, не считая нескольких взглядов и нервозности женщины.
Они еще посидели за вином, но очень недолго, и пришли в салон как раз в тот момент, когда объявили о приезде миссис Томпсон.
Медиум оказалась пухленькой женщиной средних лет, одетой в уродливое платье из пурпурного бархата, с громким, довольно вульгарным голосом.
– Надеюсь, я не опоздала, миссис Трент, – весело произнесла она. – Вы ведь сказали, в девять часов, не так ли?
– Вы очень пунктуальны, миссис Томпсон, – ответила Клер своим нежным, слегка охрипшим голосом. – Это наша маленькая компания.
Медиуму никого не представили – очевидно, так было принято. Она окинула всех хитрым, пронизывающим взглядом.
– Надеюсь, мы получим хорошие результаты, – оживленным тоном заявила она. – Не могу вам даже сказать, как я ненавижу, если мне не удается, так сказать, удовлетворить тех, к кому я выезжаю. Меня это просто приводит в ярость. Но я думаю, Широмако (это мой японский дух, знаете ли) сможет связаться со мной сегодня вечером. Я чувствую себя в хорошей форме и отказалась от гренков с сыром, как я ни люблю поджаренный сыр.
Дермот слушал, отчасти забавляясь, отчасти с отвращением. Каким прозаическим все это выглядело! И все же, может быть, его суждения глупы? В конце концов, все естественно: силы, которые вызывают медиумы, – это естественные силы, пока что не совсем понятные. Великий хирург может принять меры предосторожности против несварения желудка накануне сложной операции. Так почему миссис Томпсон не может?
Стулья расставили в круг, лампы поставили так, чтобы можно было их приподнять или опустить, как удобно. Дермот заметил, что и речи не шло о каком-то испытании, и сэр Эйлингтон не стал проверять условия проведения сеанса. Нет, сеанс миссис Томпсон был всего лишь предлогом. Сэр Эйлингтон приехал сюда с совсем другой целью. Мать Клер, вспомнил Дермот, умерла за границей. С ней была связана какая-то тайна… Наследственность…
Он заставил себя вернуться к настоящему моменту.
Все заняли свои места, лампы погасили – все, кроме маленькой лампочки под красным абажуром на дальнем столе.
Некоторое время ничего не было слышно, только тихое, ровное дыхание женщины-медиума. Постепенно оно становилось все более хриплым. Затем, так внезапно, что Дермот подскочил, в дальнем конце комнаты раздался громкий стук. Он повторился с другой стороны. Эти звуки становились все громче. Потом они стихли, а в комнате внезапно раздался взрыв насмешливого хохота. Потом тишина, которую прервал голос, совершенно не похожий на голос миссис Томпсон, высокий, с причудливыми модуляциями.
– Я здесь, господа, – произнес он. – Да-с, я здесь. Вы желаете спросить о чем-то?
– Кто вы? Широмако?
– Да. Я есть Широмако. Я скончаться очень давно. Я работать. Я очень счастливый.
Последовали еще подробности из жизни Широмако. Все это было очень тривиально и неинтересно, Дермот часто такое слышал. Все счастливы, очень счастливы. Передавались послания от расплывчато описанных родственников; эти описания были составлены так неопределенно, что подходили почти к любым людям. Некоторое время говорила пожилая дама, мать кого-то из присутствующих, изрекая прописные истины с претензией на новизну, едва ли возможную для предмета ее обсуждения.
– С нами хочет связаться еще кто-то, – объявил Широмако. – Очень важное послание для одного из джентльменов.
Последовала пауза, а потом прозвучал голос, предварив свои слова злобным, демоническим смехом:
– Ха-ха! Ха-ха-ха! Лучше не ходите домой. Лучше не ходите домой. Послушайтесь моего совета.
– К кому вы обращаетесь? – спросил Трент.
