Между этими сценами, происходившими на юге и на севере, с одной стороны, и поистине грандиозными обычаями шведских и норвежских крестьян – с другой, было, в сущности, мало различий. И там и там хозяин выходил к гостям с «приветствием» в руке, налитым, вероятно, в кубок, специально хранившийся для таких случаев. К этому примыкает и обычай, распространенный в Дитмарске, где после того, как гость разделил первое блюдо с хозяевами, хозяйка дома выходила вперед с кубком свежесваренного пива и приветствовала его с особой торжественностью; после нее то же самое проделывали сыновья и дочери, и, наконец, свое гостеприимство демонстрировали ему слуги.
Все эти церемонии предназначались тому, кто не принадлежал к хозяйскому кругу, поэтому сначала его нужно было туда принять. Но в более общих чертах формы, принятые на пирах, были просто расширенной формой обычных ритуалов, приспособленных для конкретного случая. Обычаи церемониальных пиров показывают нам, что совместная трапеза определяла взаимоотношения людей в целом.
Наши предки медленно и упорно продвигались вперед; мы можем сказать, что их прогресс был даже слишком медленным. Нам кажется, что они просто запутались в густой паутине форм. Они двигались вперед с опаской, неохотно, взвешивая и рассчитывая каждый свой шаг, поскольку представляли себе, сколько вреда могут принести в неведомом будущем их неправильные решения. Ни в коем случае нельзя нарушать последовательность церемоний; без этих ритуалов и обычаев взаимодействие между людьми станет невозможным; снова и снова люди совершали их, чтобы воздействовать на мысли и души. Даже самый краткий контакт предполагал, в определенной степени, союз и взаимодействие – не случайно обычай требовал, чтобы хозяин несколько дней развлекал гостя, а тот принимал активное участие во всех этих развлечениях и только после этого переходил к делу. Первое знакомство могло оказать такое огромное влияние, что хозяин должен был принять дело своего гостя и защищать его, как свое собственное, несмотря на то что его сердце к нему не лежало; даже тогда, когда новый союз нарушал его прошлые обязательства и ему требовалось напрячь свой ум и воспользоваться всей своей удачей, чтобы избежать гибели, – тогда осмотрительность и дипломатия были совершенно необходимы.
Тем удивительнее кажется тот факт, что осторожность имела свою противоположность, отличавшуюся не менее яркими чертами.
Было совсем не достаточно того, что хозяин попадал под власть гостя, – в конце концов, всякий человек более или менее зависит от проходящих мимо людей. Но у гостя позиция более сильная; он может силой проложить себе дорогу и захватить дружбу хозяина; он может украсть часть удачи приютившего его дома, и тогда сама хамингья поддержит его и заставит хозяев делать то, что им совсем не по душе. Авторитет гостя так силен, что, когда он отдается на милость человека, которому нанес ущерб, он может настаивать на соблюдении законов гостеприимства, ибо все знают, что сделать зло человеку, отдавшему себя во власть другого, – это несмываемый позор. И эти слова помогают ему добиться того, что ему нужно.
До нас дошла замечательная история о молодом ломбардском принце Альбуине, рассказанная Павлом Диаконом в «Истории лангобардов». Чтобы заслужить одобрение отца и снискать славу, этот высокородный юноша отправился воевать с гепидами. В сражении Альбуин поразил мечом Турисмода, сына короля Туризинда, и одержал сокрушительную победу над гепидами. Однако даже этим подвигом Альбуин не заслужил право сидеть за одним столом с королем Аудуином, своим отцом, ибо согласно обычаю той страны принц удостаивался такой чести, только получив оружие короля другой державы. Альбуин покорился воле отца: взял сорок молодых воинов и отправился в земли гепидов. Прибыв ко двору Туризинда, объявил, с какой целью явился.
Король принял его дружелюбно, задал пир и усадил возле себя, на место Турисмода. В разгар пира Туризинд стал сокрушаться, что на месте его сына сидит его же убийца. Кунимунд, второй сын короля, недовольный, что почетное место занял недруг, начал поносить лангобардов, называя их белоногими кобылами, так как лангобарды носили белые чулки. Лангобарды ответили не менее дерзко, заявив, что кобылы эти бьют копытами так крепко, что поле боя после них усыпано костями недругов. Гепиды, не стерпев обиды, выхватили мечи, да и лангобарды не сидели сложа руки. Король бросился меж ними, усмирил гнев своих людей и предотвратил тем самым кровавое побоище. Раздор был устранен, и пир продолжился. Прощаясь, король Туризинд вручил Альбуину оружие сраженного им Турисмода и отпустил с миром. Возвратившись домой, Альбуин удостоился чести сидеть за столом отца и заслужил его похвалы за бесстрашие.
В этой истории показано, как традиция гостеприимства вошла в конфликт с глубокими чувствами скорби и желанием отомстить за родича, но сумела одержать победу.
Осторожность была велика, но гостеприимство было сильнее. Читая труды Тацита, люди думали, что стол накрывался в тот самый момент, когда в дверях показывалась лишь тень чужеземца, и он был прав, когда утверждал, что никто не ждал особого приглашения. «Отказать человеку в убежище – величайшее злодеяние», – гласит норвежская поговорка. Оказав человеку гостеприимство, хозяин тут же пытался помочь ему в беде. Вспомним об исландцах, которые буквально втащили к себе в дом преследуемого человека, который однажды вечером постучал в дверь, в надежде укрыться от преследователей. Несмотря на то что хозяевам он не понравился, они, рискуя своей жизнью и благополучием, защищали его, открыто и тайно, а затем отправили к своим родичам («Сага о Гуннаре Убийце Тидранди»).
Цезарю тоже однажды повстречались люди вроде этих исландцев, и он выразил свое отношение к их гостеприимству такими словами: «Эти люди считали позором обидеть гостя. Кем бы он ни был и какие бы причины ни вынудили его искать приюта у чужих людей, они защитили его от беды. Гость священен; перед ним открыты все двери, и повсюду его ждет пища».
Только осознав контрасты, доведенные до предела, мы сможем понять гармонию этой культуры. Натура человека была цельной и обладала удачей – внутри его или снаружи, среднего не дано. Когда человек стоит лицом к лицу со своим соседом, должно произойти одно из двух: либо они будут перебрасываться гневными словами через бездонную пропасть отчуждения, которая их разделяет, и эти слова превратятся в оружие; либо объединят свои умы, и слова станут посланцами доброй воли, как это было с двумя враждующими мудрецами – Траси и Лодмундом, сумевшими договориться и повернуть воды тающего ледника к морю («Книга о занятии земли. Часть четвертая»).
Гость, разделивший трапезу с хозяином, входил в душу его дома и вбирал в себя часть его удачи, ибо хамингья дома либо сразу выталкивала чужака, либо делала его частью себя, поскольку ни один дом не позволял чуждому элементу существовать внутри своего организма.
Обычай более поздних времен, когда хозяин дома отвечал за все, что исходило из его дома, – всего лишь бледное отражение чувства личной ответственности за действия гостя, поскольку они были производными от воли хозяина, иными словами, действиями родственника. Он должен был во что бы то ни стало защищать гостя, поскольку несчастье, случившееся с гостем, могло привести к гибели всего клана.
