То, что мы называем формой, было самой реальностью. Взаимоотношения древних людей не были формальными; они жили так, словно медленно передавали по кругу рога, наполненные пивом, и во время дружеских пиров делились друг с другом своим умом. Они обменивались мыслями с помощью чаши точно так же, как крылатыми мыслями в своих словах; они пробовали на вкус честь и воспоминания дома, в котором им подносили еду, и одновременно радовали свои глаза, осматривая фамильное и трофейное оружие и доспехи в зале, и вдыхали воздух клана в свои легкие. Незабываемы были моменты, когда они брали в руки оружие, протянутое им человеком несгибаемой воли, и слышали его слова: «Эту кольчугу Херогар носил всю свою долгую жизнь», «Этот меч принадлежал моему деду Ёкулю, а до него – людям из древнего клана Ватнсдаля; он всегда приносил им победу». Чувство обладания ценной вещью, в которой заключена сама судьба – прошлая, настоящая и будущая, – было совершенно неповторимым, и этот подарок не только будоражил душу того, кому он был предназначен, но и вдохновлял его на сочинение драпы – хвалебной песни, посвященной дарителю.
Церемониальные формы – это поток самой жизни, а не узкие берега, в которых пробивает себе дорогу жизнь. Они торжественны, ибо необходимы; они необходимы, потому что появились на свет благодаря тому, что люди не сопротивляются требованиям жизни. Идти по солнцу, расти с луной, выполнять ритуал, в котором родство – с природой или с людьми – усиливается и обновляется, в котором солнце указывает путь, а земля и небеса даруют силу, чтобы человек мог сохранять свою честь и удачу, нарекать детей именами славных предков и героев, разделять с другом чашу – то есть жить. Жизнь от смерти отличают формы. Нельзя запретить нидингу, прячущемуся в лесу, есть, и никому не придет в голову лишить его еды, но от освященной пищи, которая несет в себе душу и удачу дома, его отлучали. Его лишили доступа к формам святости, и он сам терял форму – душу и человеческий облик, и все больше превращался в волка.
Глава 7
Святость
Богатство и человек – это единое целое, но человек не вечен и, скончавшись, уступает место другому; богатство же сохраняется, передавая свою удачу его преемнику. Человек уходит в назначенный ему судьбой день; с помощью своей удачи он переходит в другое существование, но он не может забрать с собой все богатства; часть их, причем довольно значительная, заключена в вещах, которые он оставляет, чтобы они дождались того, кто придет ему на смену. Поэтому можно с полным правом назвать оружие, одежду и предметы домашнего обихода носителями жизни; меч – это не только вещь, которая живет долго, но и источник жизни; благодаря ему человек может обновить свое богатство. Благодаря мечу он может зачерпнуть силы из первобытного источника. Поселенец всаживает в новую землю топор, чтобы застолбить свою собственность, и у него достаточно хамингьи, чтобы подчинить весь участок земли своей воле, заставив ее служить ему и защищать от нападения врагов. В законах Норвегии сохранилась память об одном запрете – запрете использовать землю, на которой владелец поставил свою метку, называемую законной палкой, отделяя ее тем самым от удачи других людей.
Оружие часто демонстрировало свой тесный контакт с хамингьей семьи, подсказывая хозяину кое-какие вещи, о которых его душа не догадывалась. Меч знает заранее, когда состоится битва, в которой хозяин может быть убит, и громко произносит свое предупреждение. Победоносный топор Скрукке всегда громко и радостно пел своему хозяину, «убийственный» Стейнар, когда перед ним открывалась тропа войны, как и секира Гуннара, звенели, приветствуя вести о войне.
Одежда не хотела подчиняться, если ее надевали, готовясь к неудачным поездкам; когда Торгильс, несмотря на предупреждения своей фюльгьи, отправился на суд, его плащ, сохнущий на стене, стал произносить предупреждающие слова («Сага о людях из Лососьей долины»).
Скот, как и прочее имущество, делил с человеком удачу и был средством для ее приобретения. В хлеву можно было получить исцеление от многих болезней, даже от такой серьезной, как отсутствие способности видеть вещие сны. Когда Хальвдан Черный испробовал разные способы избавления от бессонницы и все они оказались неудачными, он постелил себе в свином хлеву, и ему тут же приснилось, какое великолепное будущее ожидает его сына («Сага о Хальвдане Черном»).
Чудотворная сила животных проявляется в отдельных особях, имеющих особый характер, настоящих жемчужинах стада; это коровы, быки и лошади, советам которых хозяин доверяет. Тюлений Торир, один из первых поселенцев Исландии, избрал место для усадьбы там, где наконец легла его кобыла Скальм («Книга о занятии земли. Часть вторая»).
По свидетельству Тацита, на юге Германии существовали племена, которые выдавали пророчества лошадей за предсказания оракулов: «У германцев в обыкновении обращаться за предсказаниями и знамениями также к коням. Принадлежа всему племени, они выращиваются в тех же священных дубравах и рощах, ослепительно-белые и не понуждаемые к каким-либо работам земного свойства; запряженных в священную колесницу, их сопровождают жрец с царем или вождем племени и наблюдают за их ржаньем и фырканьем. И никакому предзнаменованию нет большей веры, чем этому, и не только у простого народа, но и между знатными и между жрецами, которые считают себя служителями, а коней – посредниками богов».
Такие животные и наделенное силой имущество двигали жизнь вперед благодаря глубине хамингьи, которой они обладали. В самом доме также имелись места силы. Человек мог получить силу и укрепить волю, усевшись на сиденье хозяина; церемония усаживания чужого человека на это место означала, что его принимают в члены семьи, поскольку сиденье хозяина было центром этого клана; если же туда садился сын, то это говорило о том, что ему вручается власть над всем домом. В первую очередь в описаниях этого места идет рассказ о столбах, которые поддерживают кровлю над местом хозяина. Обычай накрывать главное место в доме появился после того, как один из путешественников, приблизившись к берегам Исландии, бросил столбы за борт, чтобы они, двигаясь к берегу впереди него, указали место, где он мог бы построить себе новый дом. Ингольв, Торольв и множество других путников, имена которых не названы, взяли с собой на корабли эти столбы и следовали за ними туда, куда они плыли, а когда прошел слух, что они пристали к берегу, покинули свое временное пристанище и высадились на берег («Книга о занятии земли. Часть первая»). Все это делалось потому, что люди верили, что дерево гарантирует им благополучие. На место, обозначенное деревянными столбами, ставили сиденье, предназначенное для главы семьи и наполненное хамингьей всего клана. Трон Одина обладал чудесной особенностью – человек, севший на него, видел все, что происходило вокруг, – ибо в месте этом были сосредоточены мудрость и удача.
Аналогичным образом удача жила и в деревянных досках, с помощью которых отделяли пол комнаты от ее центральной части, где находился очаг. Они, подобно столбам сиденья хозяина, будучи брошенными за борт корабля, указывали путь и подходящее место для высадки. Вероятно, именно благодаря их духовной власти Торгест с Широкого Двора взял у Эйрика Рыжего эти доски взаймы, а потом отказался их вернуть, и Эйрику пришлось отнимать их силой («Сага об Эйрике Рыжем»).
