Это сокровище было столь же далеко от обычных вещей, как и великая святость – от повседневного благословения, и все остальные ценности получали от него свою силу; священный предмет был главной реликвией семьи, о чем нам сообщает легенда о Драупнире, кольце Одина. В «Песни о Скирнире» говорится, что в каждую девятую ночь с него падало восемь новых колец:
Дам кольцо я тебе, что у Бальдра было
На его погребальном костре;
Восемь равных по весу оно производит
Через каждые девять ночей
[104].
Религиозный характер храмового сокровища отображен в рассказе о запястном кольце, которое ярл Хакон снял с руки богини Торгёрд Хёлгабруд (Невесты Хёльги) и отдал своему другу. Сигмунд обещал ярлу, что никогда с ним не расстанется, и сдержал свое обещание, несмотря на сильное искушение. После смерти Хакона, когда Сигмунд стал человеком конунга Олава Трюггвасона и был обращен в христианство, конунг случайно заметил у него на запястье тяжелое золотое кольцо. Он присмотрелся к нему и попросил: «Отдай мне это кольцо, Сигмунд». Но тот поведал, ничего не утаивая, что удача и дружба того, кто подарил ему это кольцо, были так велики, что было бы глупо отдать такое сокровище. «Ты слишком хорошо думаешь о кольце и о том, кто тебе его отдал, – ответил конунг, – но его удача тебе не поможет, ибо кольцо принесет тебе смерть». Так оно и случилось. Олав был прав, заявив, что нельзя носить силу истинного Бога и кольцо языческой богини на одной руке («Сага о Фарерцах»).
Не менее интересно, чем рассказ норвежца о кольце на камне, описание святых «знаков» в форме животных, сделанное Тацитом. Эти знаки во время войны забирали из рощи и носили среди людей. Северяне также хорошо знали такие сокровища вождей, как «знамена» или, лучше сказать, ве, которые могли показать армии путь во время битвы и повернуть удачу по своей прихоти. У Харальда Хардрада (Сурового) было знамя, которое называлось «Опустошитель земли», и этот впечатляющий победитель врагов, несомненно, имел множество предшественников, хранящихся в блот-хаузах в поместьях великих военных вождей. Единство знамени со святым местом олицетворяло слово «ве», которым называли и знамя, и тайное святилище.
То, что капища строили исключительно богатые и влиятельные люди, объяснялось не только тем, что они обладали средствами, позволявшими им создать нечто необычное. Удача делала клан великим, способствовала его обогащению и требовала строительства просторного дома для того, чтобы там могли собираться все родственники, приезжавшие из дальних и ближних мест, чтобы укрепить свои связи. Когда какая-нибудь ветвь семьи отделялась от клана и начинала свою собственную жизнь, она, вероятно, забирала часть святости из хёрга и создавала дочернее святилище на своей земле, однако чувство родства не исчезало – оно сохранялось в общей памяти и в общих целях. Во время больших праздников все собирались в святых местах, сила которых помогала создать новые центры удачи. А на том месте, где с древних времен собирался весь клан, строился большой храм, хоф. Он был достаточно велик, чтобы вместить в себя всех, кто принадлежал к одной хамингье, а с ними и другие
кланы, искавшие убежища под властью всемогущих богов. Торхадд и Торольв, покидая Норвегию, взяли с собой на борт корабля столбы родового святилища, чтобы утвердить удачу рода на новом месте. Эти люди обладали такой мощной удачей, что она не оставляла их и за морем, а привезенная с родины святость приживалась на новой почве и укрепляла их верховенство над другими поселенцами.
Но наличие храма не было обязательным условием для поклонения богам, и мы не имеем права проводить разграничительную линию, с одной стороны которой находились бы знатные люди со своим святилищем, а с другой – простолюдины с их домовыми блот-хаузами. Рост клана не обязательно приводил к разрушению старых связей между домом, где приносились жертвы, и пиршественным залом; и даже если клан сильно разрастался и возводился специальный дом для собраний, это вовсе не означало, что строился храм исландского типа. Вполне возможно, что исландское сочетание блот-хауза с залом было введено переселенцами после их знакомства с христианскими церквями, которые часть из них увидели во время своего пребывания на Британских островах. Люди, которые начали жизнь в новой стране, вполне могли ввести у себя подобные инновации. Новые религиозные отношения, которые завели со своими упрямыми подданными норвежские короли-реформаторы, вовсе не означали, что в этой стране стали сооружать церкви. Когда Олав упрекал идолопоклонников Трандхейма в том, что они не хотят отказаться от своих старых верований, они, если верить саге, сделали вид, что не понимают, о чем он, и вели себя, как добрые товарищи, которые время от времени встречаются на дружеской пирушке: «Мы устраивали святочные пиры и совместные попойки по всей округе, и йомены вовсе не скупятся, готовясь к Рождеству, оставляя кое-какие запасы, чтобы повеселиться после него. Что касается Мёри (древнего места жертвоприношений) – то это большой дом, в котором достаточно места, а по соседству с ним живет много людей, и они думают, что выпивка в компании друзей лишь усиливает веселье» – такими искренними словами йомены отвечали на обвинения короля.
В «Саге о людях из Лососьей долины» говорится об исландском хёвдинге Олаве Павлине, который, благодаря своим личным качествам, занял более высокое положение в обществе, чем его отец; через какое-то время его дом стал тесен для него, и он построил новый большой дом, прекрасные украшения которого восхваляет поэма Ульва Уггасона «Драпа о доме» (Hrisdrapa). Люди, которые видели вырезанные на его стенах сцены – сражение Тора со змеем Мидгарда, сожжение Бальдра на погребальном костре и схватка Хеймдалля и Локи за ожерелье Брисингамен, – утверждали, что этот зал был красивее с непокрытыми стенами, чем когда его украшали дорогими тканями, что обычно делалось в дни больших празднеств. Этот дом не был храмом, пиршественный зал предназначался для собраний и жертвенных пиров; словом, дом в Хьярдархольте был типичным для крупных усадеб Норвегии и Исландии.
Через сто лет после появления первых поселенцев в Исландии, с принятием христианства люди перестали приносить жертвы старым богам, но не все прежние традиции были забыты. Богатые люди еще долго после этого приглашали к себе друзей и родственников на праздник по случаю урожая. И в пиршественном зале старые столбы почетного сиденья то там, то здесь служили звеном, соединившим прошлое и настоящее.
Глава 9
Круговая чаша
Два или три раза в год, а может, и чаще люди собирались в главной комнате дома или в храмовом зале на жертвенный пир, который назывался блотом.
Дни празднества, когда люди приносили жертвы богам, отличались от повседневной жизни тем, что в них было что-то возвышенное, святое и суровое, счастливое и опасное. В это время людей охватывала то буйная радость, то строгая серьезность. Души людей в это время приобретали широту и напряженность – благодаря присутствию высших сил. В это время боги или силы, как называли их северяне, брали дом в свое полное владение, объединяя мужчин и женщин перед миром высшей святости. Вся земля превращалась в святое место.
