Начало всякого дела требовало жертвоприношения с возлиянием, которое вдохновляло будущее реальностью удачи. Если в клан принимали нового человека, в жертву приносили быка или барана, а рядом с чашей ставили сапог; брачный союз считался состоявшимся после распития «пива невесты». Но именно на поминальном пиру четче всего было видно, как блот рождает что-то новое – человек возвращается к истокам и начинает жить заново, когда старая удача иссякает. Христиане с изумлением отмечали, что языческие или склонные к язычеству германские племена любят повеселиться на поминальных пирах. Невзирая на запреты, этот обычай сохранялся еще очень долго. Английский священник, живший в X в., получил следующее увещевание: «Воздержись от криков радости в присутствии умершего; если тебя пригласят на поминки, запрети языческие песни, а также громкие раскаты хохота, которые так любит наш народ». И даже тысячу лет спустя мы радуемся сочувственной улыбке крестьянина, который с нетерпением ждет того времени, когда «весь приход повеселится на его похоронах».
Поминки вовсе не были грустным событием, во время которого родственники и друзья оплакивали умершего, надеясь преодолеть свое горе и, подбодрившись с помощью еды и питья, объединить свои силы для дальнейшей борьбы с тяготами жизни. Тем не менее погребальный пир был очень серьезным делом, поскольку в ряды клана проникла смерть и подвергла опасности его хамингью, поэтому необходимо было запрячь в работу радость и опереться на ее энергию. Это было необходимо, чтобы провести жизнь через опасный участок, где перед удачей возникла преграда, когда сиденье хозяина в доме пустело, превратившись в наглядную демонстрацию бреши в рядах клана, а родственники теряли уверенность в себе и не осмеливаются посещать собрания и радоваться жизни. Поминки создавали новую форму существования клана и помогали восстановить его прочность. По этой причине их нельзя было откладывать надолго; необходимо было провести их еще до того, как истечет год после смерти человека. В королевской саге «Красивая кожа» говорится, что тризну по Харальду откладывали в течение нескольких лет, чтобы усилить драматическое напряжение этой истории.
Шаг за шагом, пиры по случаю привели к возникновению ежегодных культовых праздников, которые проводились в определенное время. На них удача регулярно обновлялась и направлялась в будущее. Во время этих праздников люди приносили жертвы, «приветствуя» зиму или лето, как называли это событие северяне, и это слово свидетельствовало о радости, которая была необходима для того, чтобы отметить истинное начало.
Если обряд блота проходил удачно и достигал своей цели, люди обретали спокойствие ума и приятное ощущение безопасности, поскольку он создавал будущее и за ним следовала цепь событий, которые радовали сердца родственников. Когда сыновья Ингимунда готовились отправиться в путь, чтобы отомстить убийце своего отца, Хроллейву, их больше всего беспокоила мысль – успеет ли его старуха мать устроить жертвоприношение для защиты своего сына. Они неслись со всех ног, надеясь прибыть в дом Хроллейва еще до того, как будет завершено жертвоприношение, ибо Торстейн сказал: «Его мать, несомненно, захочет, по своему обычаю, освятить его, и, если ей это удастся, у нас не будет сил ему отомстить» («Книга о занятии земли. Часть третья»).
Добившись успеха в каком-то деле, люди приносили жертвы, чтобы в будущем им снова улыбнулась удача. Тот, кто одерживал верх в состязании, обязан был принести в жертву быка или вола, чтобы удача сопутствовала ему и в будущем. В одной из саг рассказывается о задиристом исландце по имени Вигастир, который, убив пару своих соседей, решил оградить себя от мести их родственников, принеся в жертву двух быков. Это означало, что он прочно утвердил свое превосходство и заставил будущее принимать такие формы, какие будут ему угодны – герою Стиру, который забрал честь у других и присвоил ее себе.
Был ли блот успешным и достиг ли своей цели, определяли по знакам. Люди обращались за предсказанием, задавали вопросы и ждали ответа. В исторических памятниках находим свидетельства, что германцы гадали, «кидая прутья». У Тацита находим описание того, как жрец, «устремив взор в небо», толкует руны: «Нет никого, кто был бы проникнут такою же верою в приметы и гадания с помощью жребия, как они. Вынимают же они жребий безо всяких затей. Срубленную с плодового дерева ветку они нарезают плашками и, нанеся на них особые знаки, высыпают затем, как придется, на белоснежную ткань. После этого, если гадание производится в общественных целях, жрец племени, если частным образом – глава семьи, вознеся молитвы богам и устремив взор в небо, трижды вынимает по одной плашке и толкует предрекаемое в соответствии с выскобленными на них заранее знаками. Если оно сулит неудачу, повторный запрос о том же предмете в течение этого дня возбраняется, если, напротив, благоприятно, необходимо, чтобы предреченное, сверх того, было подтверждено и птицегаданием»
[115].
Говорила ли судьба с помощью рун или других знаков, они обретали голос потому, что были освящены. Через них обретала голос удача, и та же самая удача звучала и в радости гостей, в «светлой влаге пиршественных рогов», и красноречии хозяина пира; словом, во всем, что происходило после того, как в людей, принесших жертвы, вселялась сила блота. В «Саге об Олаве сыне Трюггви» говорится о том, как ярл Хаконе высадился на берег и совершил большое жертвоприношение. По крикам воронов, слетевшихся к месту блота, он понял, что Один принял его жертву и поможет ему одержать победу. Появление черных воронов, пожирателей падали, стало для него безошибочным знаком того, что поле битвы уже ждет его.
Были и предупреждающие знаки, которые сообщали человеку, что нужный момент еще не наступил. Если он был умен и прислушивался к ним, то ждал, когда удача «созреет». Но если бы германец стал спрашивать богов, «да» или «нет», его бы подняли на смех, а того, кто отправлялся на блот, надеясь получить доброе или дурное предзнаменование, посчитали бы сумасшедшим. Древние приносили жертвы, чтобы подготовить добрый знак, создав такую реальность, из которой эти знаки материализуются, ибо они нуждались в мощном усиливающем эффекте, который согревал удачу. Если блот не производил нужного эффекта – доброго знака не было; это предвещало неудачу и говорило о том, что жертва оказалось напрасной.
Говорили, что ярл Хакон обладал «вещими» весами, на которых взвешивал судьбу. Гирьки весов имели форму человеческих фигур – одна из серебра, другая из золота. И когда надо было узнать исход какого-то очень важного дела, он клал эти гирьки на весы и объявлял, что означает каждая из них. И как сообщает нам одна легенда, всякий раз опускалась та гирька, которая была ему нужна («Сага о Йомсвикингах»). Но есть и другая легенда, которая гораздо лучше объясняет, что происходит, когда удачливый человек совершает обряд; в ней прямо говорится: «И всегда получалось так, как хотел ярл, и гиря это подтверждала». Ибо Хакон был удачливым ярлом и носил гордое прозвище – Блот-ярл.
О том, как следует совершать блот, говорится в рассказе о Флоки Вильгердарсоне, первом исландском поселенце, который, прежде чем покинуть родину, устроил большое жертвоприношение и освятил трех воронов, чтобы те указали ему путь в открытом океане. Первый ворон полетел в сторону берега; второй – поднялся в небо и вернулся на корабль; третий полетел вперед. Флоки последовал за вороном и не менял направления до тех пор, пока не достиг острова Гардара – Исландии («Книга о занятии земли. Часть первая»).
