О том, как не надо совершать блот, описано в рассказе о Вебъёрне из Согна. Он и его родичи впали в немилость у ярла Хакона и вынуждены были покинуть Норвегию. Когда они достигли острова, Вебьёрн начал готовиться к блоту, чтобы боги помогли им найти место для поселения. Вебьёрну открылось, что в этот день ярл Хакон совершил жертвоприношение, чтобы причинить им вред. Но когда он приступил к обряду, братья, сославшись на непогоду, принялись торопить его, и Вебьёрн пренебрег жертвоприношением. Они вышли в море, налетел ураган и бросил их судно на скалы. Вебьёрн и его семья чудом остались живы («Книга о занятии земли. Часть вторая»).
Отрицательные результаты жертвоприношения объяснялись, по-видимому, тем, что человек, принесший жертву, не был столь удачлив, чтобы достичь своей цели и заставить жизнь достичь такого накала, чтобы добиться победы. В одной из саг о древних временах говорится, что конунг Хальвдан Старый, желая прожить триста лет, принес большую жертву. Он получил ответ, что проживет не дольше одного нового поколения, но в его семье в течение трех сотен зим не будет ни одного мужчины и ни одной женщины, которые не обладали бы удачей конунга («О Форньоте и его роде. Как заселялась Норвегия»).
О человеке, устроившем жертвоприношения, говорили: «Он отправился за heill». У слова heill два значения – удача и предзнаменование. О человеке, погибшем во время путешествия, говорили, что он отправился в путь с плохим heill – ему не сопутствовала удача, и предзнаменования, вероятно, были дурными. Именно ради своего heill переселенец вез на корабле столбы высокого сиденья из своего дома; они указывали ему путь и подходящее место для жизни в новой стране.
Глава 12
Игра и клятва
Праздник, на котором люди заручались поддержкой богов, нуждался не только в жертвоприношении. После пира люди отправлялись играть. Опустив тело своего товарища в могилу, показав ему место, где он будет отдыхать, снабдив его всем необходимым, они могли устроить конный забег или песенное состязание. И не важно, что вызывало желание состязаться – поклонение богу, уважение к усопшему или восхваление живых – объясняется это тем, что спорт обладает той же властью и производит тот же эффект, что и праздник в доме, – это часть жертвоприношения.
Известно, что в древности люди на своих собраниях занимались разными видами спорта. В сагах часто встречаются рассказы об игре в мяч, конных боях и борьбе, которые устраивались во время праздников – по той простой причине, что кровь исландцев разогревалась так сильно, что последствия этого проявлялись еще очень долго. Из саг мы знаем, как проходили конные бои: хозяева сводили коней, поднимали на дыбы, и те били друг друга копытами. Хозяин в это время с помощью палок удерживал свое животное в поднятом положении, одновременно побуждая его сражаться еще сильней. Эти бои служили испытаниями чести, в коня вселялся дух хозяина, и победа означала возрастание его чести, а поражение наносило по ней сильный удар, поэтому за поединком жеребцов часто вступали в бой и их владельцы, как это описано в «Саге о Виглунде».
В Норвегии конные бои устраивали по случаю религиозных праздников, сохранились свидетельства, что они носили обрядовый характер. Конные состязания – скей (skei), как их называли норвежцы, – происходили ежегодно: в Сетерсдале – в одну из суббот августа, а в Телемарке – в День святого Варфоломея и, очевидно, были тогда частью древнего местного религиозного фестиваля. Жеребцов, возбужденных присутствием кобыл, вводили в бой парами; после боев устраивали скачки на неоседланных конях. Существовало поверье: если конь кусается сильно – урожай будет хорошим. В этой двойной интерпретации поединка – как проверки человеческого мужества и обеспечения удачи – заметно влияние древних идей жертвоприношения.
С точки зрения истории культуры очень важно отметить, что слово leikr, у англосаксов – lac (игра), – в германских языках могло означать и жертвоприношение. С другой стороны, для культуры характерно, что это слово является и синонимом борьбы. «Игра Хильд» – вовсе не поэтический образ; это выражение имеет более глубокий смысл. В те дни люди нередко предавались игре, и делали это самозабвенно – не жалея сил и не страшась увечий. Состязавшиеся и наблюдатели входили в игру не только телом, но и душой. Всякая игра должна была быть искренней и безудержной, в противном случае и люди томились бы от скуки. Чем яростнее было столкновение, тем больше удовольствия получали сами участники битвы и их зрители. «Они потешили нас, теперь мы потешим других», – сказал исландец после того, как двое сражавшихся избили друг друга так сильно, что один из них упал на поле боя мертвым.
В дни игрищ даже человек вне закона мог удостоиться чести быть принятым в состязание в силе и ловкости. Так, Греттир во времена изгнания явился на тинг и оказал собравшимся большую услугу, согласившись бороться с сыновьями Торда, которые не могли найти достойного соперника. Когда Греттир уходил, люди благодарили его за то, что он доставил им большое удовольствие («Сага о Греттире»).
Праздник сам по себе был событием, но, чтобы он запомнился надолго, должно было произойти нечто запоминающееся – таково было требование древних времен. В дни праздника люди собирались вокруг сказителя или певца, и те рассказывали о событиях прошлого. Возродить героические дела, битвы и победы – в этом и заключалась радость праздника. И недостаточно было просто ощущать присутствие удачи, нужно было показать людям, что она действует. Ее нужно было тренировать и демонстрировать. Поэтому на пир приносили меч и показывали всем; владелец восхвалял его, говорил, что он наделен особой удачей и позволяет ему снова и снова добывать славу в бою. Сокровища должны были подтверждать свою власть – в танце оружия, в конских боях, скачках, рукопашной схватке и других состязаниях. Но демонстрация силы ничего не значила, если не становилась испытанием и доказательством, во время которого хамингья напрягалась до предела.
Великой, поистине праздничной формой для достижения этой цели была клятва. Она проявлялась в своей самой впечатляющей форме во время тризны. Чтобы добиться своей цели, поминальный пир должен был включать в себя какой-то творческий акт. То, что пир был способом восстановления в правах, подчеркивал закон, который называл поминки легальной демонстрацией прав преемника; поэтому древнее слово, обозначавшее наследование – эрфа (erfa), означало одновременно выпить погребальный эль и принять наследство. Из описаний знаменитых в истории и легендах поминок по королю Свейну и королю Ингьяльду мы узнаем, что главным событием на таком пиру был кубок, выпитый в память об усопшем. В тот момент, когда выносилась чаша – брагар – и над ней произносились клятвы, наступал поворотный момент пира – клан обретал нового главу, и жизнь начиналась заново. В начале пира наследник сидел на ступеньке у трона, но, как только он произносил свою клятву и выпивал кубок, его провожали на то место, которое раньше принадлежало его отцу. «Только тогда он обретал право наследовать после него», «только тогда он вступал в права наследства и чести усопшего, но не ранее», – говорится в источниках.
В тот самый момент, когда юноша произносил обещание «стать таким же, как и его предки», он принимал на себя удачу рода и становился членом клана. Но если мы думаем, что условия, необходимые для совершения подвигов, ограничиваются только этим, то глубоко ошибаемся. Человек, дававший подобное обещание, пил из кубка своих предков, вкушал их хамингью, проявлявшуюся в их великих пирах, победах на поле боя, плаваниях по морям, когда их паруса наполнял попутный ветер. Совершая этот акт, он присваивал себе все их подвиги и победы. Юноша становился воплощением клана, и к нему относились как к человеку, совершившему много подвигов в прошлом. Совсем не хвастаясь, он мог, подобно Торкелю Хаку, потребовать, чтобы на спинке его высокого сиденья был вырезан рассказ о его бое с великаном, и сказать: «Я там был».
