Скот для жертвоприношения отбирали очень придирчиво. Если в животном не было чего-то большего, чем включает в себя обычная суть животного, жертва не возносилась к небесам; чем больше было в нем хамингьи или божественности, тем сильнее был фрит между богами и людьми. Животное специально выбирали для празднества. Традиционный жертвенный кабан (sonargoltr), которого отдавали на заклание ради будущего урожая, как правило, был вожаком стада; по ломбардскому эдикту, он считался священным и его кража каралась тройным штрафом. Но в исключительных случаях, когда нужно было значительно увеличить силу блота, даже наиболее благородные представители животного царства могли удостоиться чести побаловать пирующих своей плотью.
Кровь жертвы была средством передачи силы святости. Ее проливали над алтарем (stallr) или над грудой камней – хёргом (horg). Кольцо вождя, которое лежало в святилище, в торжественных случаях окроплялось кровью. Ветки-знамения (жеребьевые прутья), как и кольцо на камне, погружали в жертвенную кровь и освящали, чтобы они выполнили просьбы людей. Когда конунг Инги, ревностный христианин, запретил своим подданным совершать жертвоприношения и велел креститься, подданные забросали его камнями и прогнали с тинга, а вместо него посадили на трон его родича Свейна, отрекшегося от истинного бога. Смену вождя согласно «Саге о Хервёр» закрепили жертвоприношением: на тинге зарезали лошадь, ее кровью окрасили ствол жертвенного дерева, мясо порубили на куски и раздали людям. Эта история, несомненно, вполне достоверна.
Из «Саги об Инглингах» известно о конунге Эгиле, который погиб от жертвенного быка: «Случилось тогда в Швеции, что бык, предназначенный для жертвоприношения, стал старым и опасным для людей – так его усердно откармливали, – и, когда его хотели поймать, убежал в лес и взбесился, и долго оставался в лесу, и был сущей бедой для людей». Однажды Эгиль встретил его на охоте, но, прежде чем конунг выхватил меч, бык всадил в него рога: «…вонзил / Зверь свирепый / Лба зубец / В башню духа. / Прежде он / Бровей крепость / Долго носил / В лесах восточных. / А ныне засел / В сердце Эгиля / Турий нож / Обнаженный» – так пишет об этом скальд Тьодольв Мудрый из Хвинира
[119].
В процессе освящения боги и люди могли объединиться в одном и том же святом соке, если доверять сагам «Круга Земного» (Heimskringla), в которой содержится подробное описание празднества жертвоприношений: «По древнему обычаю в капище, где совершался жертвенный пир, бонды принесли пиво, снедь и разную утварь. Для пира закололи множество скота, крупного и мелкого, а также лошадей. Кровь жертвенных животных была собрана в чаши, в них опустил прутья, связанные пучками. Ими окропили жертвенник и стены капища изнутри и снаружи; людей тоже окропили жертвенной кровью. Мясо сварили и съели на пиру» («Сага о Хаконе Добром»). Описание, очевидно, искажено, потому что автор сознательно представляет этот обряд как христианское окропление святой водой, и его свидетельство должно восприниматься соответственно.
Блот (жертвенный пир) включал в себя действия, предназначенные для активизации высшей силы хамингьи. Люди обращались к богам, принося в жертву животных, еду и питье или посвящая людей, животных и предметы. «Люди подчиняют себе языческие силы, отдавая свой скот другим людям, а не Богу и не его проповедникам» – так говорит исландский составитель «Грагаса», отвергший языческие мерзости.
Чтобы жить свободно и счастливо, каждый человек должен был принять участие в блоте. Он не мог жить без общества, но и общество не может обойтись без него. Долг каждого родственника или члена общины – участвовать в ежегодном семейном или общинном празднике, и напоминать ему об этом было не нужно. Уставами гильдий строго предписывалось посещать празднества, а братьев, что не являлись на пир или без особой причины покидали город в дни празднования, строго порицали.
Для чужаков двери пиршественного зала были закрыты. Собрания, где наливали полные чаши из источника силы, были предназначены только для членов клана – родственников и близких друзей. Недопущение на празднество блота едва не стоило жизни скальду Сигвату, отправленному Олавом Святым к Рёгнвальду, ярлу Западного Гёталанда, с дипломатической миссией. Холодным зимним вечером Сигват и его спутники искали пристанища в одной усадьбе; люди, находившиеся внутри, ответили, что это святой дом, и не пустили их на порог. Хозяйка другой усадьбы заявила, что не пустит на постой христиан, поскольку в доме приносят жертвы альвам (alfablot). Им отказали в четырех усадьбах, и даже самый гостеприимный человек в округе не позволил переночевать в своем доме. Сигвату и его спутникам пришлось провести ночь в лесу. «Все эти дети дьявола предавались деяниям тьмы, каждый в своем доме, и ни один не посмел показать честным людям, что они делали», – сетует скальд в «Висах о поездке на восток» (Austrfararvisur), памятуя о холодных ночах в лесах Гёталанда.
В «Саге об Этиле» говорится о том, что неполное гостеприимство, чем бы оно ни было оправдано, может привести к серьезному конфликту. Как-то в шторм Эгиль и его спутники вынуждены были причалить к острову Атлей. На том острове стоял большой двор, принадлежавший конунгу Эйрику Кровавая Секира. Путники пошли к управляющему и попросились на ночлег. Человек этот по имени Бард провел Эгиля и его товарищей в дом, стоящий в стороне, развел огонь, чтобы те обогрелись, и накормил, однако из питья предложил только кислое молоко, заявив, что браги в доме нет. Тем же вечером на остров прибыл конунг Эйрик, чтобы принести жертвы дисам. Бард приготовил пир для хозяина, и брага на том пиру лилась рекой. Позднее Эгиль и его товарищ по особому распоряжению конунга были приглашены к столу и получили отличную возможность избавиться от вкуса кислого молока во рту. Эгиль пил за двоих, но, сколько бы рогов он ни опустошил, обида не проходила. С его уст то и дело срывались злобные висы. Упреки гостя уязвили хозяйку. Сговорившись с Бардом, Гуннхильд велела поднести Эгилю рог с отравленной брагой. Тот разгадал ее замысел, вырезал на роге руны, окрасил их своей кровью, и рог разлетелся на куски. В сенях Эгиль пронзил Барда мечом. Свита конунга подняла большой шум, разыскивая чужака, который лишил Эйрика хорошего управляющего, но того и след простыл. Автор саги упомянул, что в доме проводился ритуал жертвоприношения и что рог ходил «вокруг огня»; он знал также, что хозяин дома благословил этот рог, прежде чем передать Эгилю. Что же касается причины негостеприимства хозяина по отношению к Эгилю, он пытался оправдать хозяина, переложив вину на скупого управляющего, однако, сам того не желая, признал, что чужие люди на жертвенный пир не допускались.
Праздник Йоля продолжался до тех пор, пока не заканчивался эль. И только тогда, когда священный напиток был выпит до дна и его последние капли были выплеснуты в огонь, люди могли отложить в сторону свою святость, открыть двери и начать новый год, который они приветствовали и к которому готовились во время праздника. Мы догадываемся, что к этому времени в доме не оставалось уже ничего, что можно было бы подать на стол, и эта догадка подтверждается традицией, которая подразумевает возврат к прежним временам Норвегии. Рассказывают, что Хакон Добрый, пытаясь обратить норвежцев в христианство, передвинул Йоль ближе к Рождеству, «чтобы каждый мог праздновать с одной мерой пива и сохранять святость, пока оно не заканчивалось». Кто бы это ни предложил, реформатор был мудрым человеком и умел строить государство. Опираясь на религиозные чувства, он смог добиться того, чтобы Йоль сохранили, а Христа чтили в полной мере, поскольку люди сразу поняли, что повседневные дела могут подождать и, пока в доме не закончилось пиво, праздник будет править бал.
