Возможно, рассказы о поединках перед строем войск были отражением древних ритуальных приготовлений перед походом на войну. Но мы не сможем понять истинного значения этого события, если будем рассматривать его как попытку узнать волю высших сил; судьба отдельного человека стремится одержать верх над судьбой противника. Воин может обеспечить победу и нанести врагу поражение в будущей битве, потому что он выступал как представитель хамингьи всей армии. Другой обряд существовал для главы войска – перед началом битвы он должен был «на удачу» метнуть копье в строй вражеских солдат; попадание в цель означало и хорошее предзнаменование, и саму победу. Примерно в начале нашей эры гермундуры смогли одержать решительную победу на хаттами потому, что они обещали богам принести вражескую армию в жертву, а всю добычу: лошадей, оружие и все остальное – пообещали уничтожить.
Эти эпизоды из истории войны демонстрируют нам полный блот, благодаря которому создавалась вся будущая эпоха и обретала форму в соответствии с действиями братьев, обреченных стать жертвами. Проверка на мужество, в игре или с обетной чашей в руках, была образом, с которым должно было точно совпасть будущее. Когда жених-норвежец вонзил свой меч в балку крыши, обеспечив себе удачу в браке размером точно с глубину этой зарубки, в нем проявилось что-то от древнего участника празднества. Этого парня можно сравнить с Хаконом, который перед битвой совершил блот, так что вороны слетелись еще до появления врага, и тем самым обеспечил себе победу.
Мы видим блот воочию, слушая «Песнь Дёрруда» (Darl-jod), как ее пели в Катанесе, на севере Шотландии, о том, как погиб Сигурд, ярл Оркнейский в легендарной битве при Клонтарфе в Ирландии. Человек по имени Дёрруд увидел, как двенадцать всадниц подъехали к дому и вошли внутрь. Дёрруд приблизился к дому, заглянул в окно и увидел женщин, ткущих «стяг боевой» на ткацком стане. Вид его страшен: вместо грузил – человеческие головы, уток и основа – человеческие кишки, нить подбивалась мечом, вместо колков – стрелы. Женщины – то были валькирии – пели зловещую песнь:
Мы ткем, мы ткем
Стяг боевой.
Рвутся вперед
Смелые воины.
Конунга жизнь
Мы защитим, —
Нам выбирать,
Кто в сече погибнет.
Будут землей
Люди владеть,
Что жили досель
На мысах дальних.
Бриану конунгу
Смерть суждена.
Сигурда ярла
Копья пронзят.
Песнь летит из прошлого в будущее, поскольку там, где ткали валькирии, не было такого понятия, как время. Битва продолжается, пока поют женщины, и очень скоро их песнь воплотится на поле битвы, поэтический символизм обернется реальностью:
Соткана ткань.
Поле боя в крови.
О мертвых по свету
Молва прошумит.
Страшно теперь
Оглянуться. Смотри!
По небу мчатся
Багровые тучи.
Воинов кровь
Окрасила воздух, —
Только валькириям
Это воспеть!
Завершая работу, женщины поют:
Спели мы славно
о конунге юном;
слава поющим!
Слышавший нас
песню запомнит,
людям расскажет
о том, что слышал
от жен копьеносных!
Мечи обнажив,
на диких конях,
не знающих седел,
Когда полотно было соткано, валькирии разорвали его на двенадцать лоскутов, сели коней и умчались прочь: шесть – на север, шесть – на юг.
Несмотря на то что в песни упоминаются имена участников сражения
[121], это скорее фантазия, родившаяся в умах, где царствовало настроение праздника блота. Формали жертвоприношения, песня женщин, сидящих за ткацким станом, вдохновляющие на битву валькирии и безвременье судьбы выкристаллизовывались в поэтическую картину, которая могла возникнуть только тогда, когда поэт уже наполовину освободился от власти древней религии. Стихи песни построены на основе формали, которое поют женщины за работой, душу их наполняет сила блота и страстное желание вдохновить своих воинов на победу, привлечь удачу на их сторону.
Сила блота освящала будущий урожай, наделяла людей и все их действия удачей. Плодородие не создается в целом, как обычно думает европеец исходя из своих абстрактных предположений, когда наблюдает за примитивным культом. Во время этого ритуала человек наполняется животворной силой, но он не считает, что жизнь – возможность, лежащая в только что созданной бесформенной глине, которой надо придать форму конкретных событий. Творящая хамингья действует индивидуально, с помощью своего содержания и целей. Это не просто удача, а удача клана и судьбы. Плодородие означает, что посевы на полях взойдут и принесут добрый урожай, а стада преумножатся. Удача клана означает рождение детей, и эти дети воспроизводят наш физический облик, наши мечты и традиции. Удача в бою означает победу над конкретным врагом, мощь и превосходство в наших спорах и амбициях. Удача в стихах заложена в индивидуальной одаренности поэта. Деяния и слова человека, приносящего жертву, определяют не только содержание, но и форму будущих событий. Таким образом, произнесение формали и освящение напитка представлялись людям единым целым, хотя нам он кажется двойственным: превращение пива в божественный напиток – это одно, а придание цели его силе – другое.
Не только будущее нуждалось в творении, но и прошлое тоже требовало обновления с помощью блота, поскольку оно помогало ему сохранить свою реальность. Вечность жизни состоит не в том, что она началась в какой-то момент, но исключительно в том, что она, во время жертвоприношения, указывает человеку как путь назад, так и путь вперед. Чтобы отдать должное значению блота, мы должны сказать, что он не только сгущает и обновляет прошлое, но и поистине создает его снова и снова.
Повторение, или, лучше сказать, обновление, не есть повторение действия, свершившегося много лет назад. Современное действие так же важно, как и изначальное, а его участники – вовсе не свидетели подвига героя или бога, не те, кто возрождает это событие, а в буквальном смысле этого слова изначальные герои и творцы. Внимая певцу, человек становился участником сотворения Мидгарда, видел, как земля поднимается из глубин, заселяется людьми, а те побеждают врагов и подвигами стяжают славу. И пусть мир сотворен очень давно, пусть битва завершилась победой, всякое последующее творение и победа столь же первоначальны, как и все творения и победы предшествующих времен.
