Центр творческого эпизода драмы сосредоточен в огне и жертвенных котлах. Смерть Имира – это древний жертвенный миф, который прочитывается как пьеса о сотворении мира. Сама легенда до сих пор производит впечатление драматической постановки: «Сыновья Бора (…) взяли Имира, бросили в самую глубь Мировой Бездны и сделали из него землю, а из крови его – море и все воды. Сама земля была сделана из плоти его, горы же из костей, валуны и камни – из передних и коренных его зубов и осколков костей».
Мы должны удовлетвориться общим описанием символического ритуала сотворения, который воплощался в заклании и рассечении на части перед положением в котел жертвенного животного. Единственная сцена, изложенная Снорри в «Видении Гюльви», относящаяся к этой драме, сохранилась среди обломков мифологии, а именно миф о Бергельмире, в котором говорится о Всемирном потопе, но, к сожалению, он изложен так сжато и малопонятно, что мы не можем получить полную картину: «Сыновья Бора убили великана Имира. А когда он пал мертвым, вытекло из его ран столько крови, что в ней утонули все инеистые великаны. Лишь один укрылся со всею своей семьей. Великаны называют его Бергельмиром. Он сел со своими детьми и женою в ковчег и так спасся. От него-то и пошли новые племена инеистых великанов».
В эддической песни «Речи Вафтруднира» великан говорит: «За множество зим / до создания земли / был Бергель-мир туре; / в гроб
[145] его / при мне положили, / вот что первое помню»
[146]. Этот стих, очевидно, воспроизводит ритуальный акт драматического характера, но, к сожалению, в объяснении содержится слово неизвестного нам значения. В «Песни о Гротти» (Grottasongr), как и в «Песни Дёрруда», «лудр» (Ludr) означает ручную мельницу: «Вот появились / в палатах конунга / вещие девы / Фенья и Менья; / Фроди они, / Фридлейва сыну, / сильные девы, / отданы в рабство. / К мельнице их / подвели обеих, / жернов вращать / велели тяжелый: / не дал им Фроди / на миг передышки, / пока они песню / ему не запели».
Эта песнь представляет собой ритуальную драму, сюжетом которой является перемалывание соли в богатство и удачу для короля. В скальдической поэме кеннинг, объединяющий «лудр» со словом «солод», обозначает пивной котел. Также слово «лудр» встречается в формуле, которую использовали для обеспечения хорошей погоды на море: «…Коль в море шумящем / Буря застигнет тебя: / Ветры и воды почтут твою волю, / Берег найдешь, невредим»
[147].
В результате сравнительного анализа мы узнаем, что словом «лудр» обозначали и жертвенные сосуды, но остаемся в неведении относительно их характера в истории о великане Бергельмире. Эти вольные размышления проливают свет на описание в «Вёлуспе» самых ранних времен. Начальные стихи ведут нас прямо в зал, в тот момент, когда создается драма творения:
3 В начале времен,
когда жил Имир,
не было в мире
ни песка, ни моря,
земли еще не было
и небосвода,
бездна зияла,
трава не росла.
4 Пока сыны Бора,
Мидгард создавшие
великолепный,
земли не подняли,
солнце с юга
на камни светило,
росли на земле
зеленые травы.
Процесс возделывания был, вероятно, представлен ритуальным применением культовых орудий труда над телом жертвенного животного. Все это совершалось с помощью быстрых жестов и движений руки и других символических действий.
И хотя «Вёлуспа» не дает сведений о последовательности и характере ритуала, ее стихи знакомят нас со сценой и обстановкой драмы; зал – это мир, небо – крыша дома. Первые лучи солнца осветили жертвенник. В описании земли или суши «Вёлуспа» использует поэтический термин «бьёд» (bjod), который, вероятно, имеет ритуальное происхождение. Этот термин для последователей культа выражал живость сцены, когда появилась земля и заняла свое место в мире.
Согласно «Вёлуспе», за созданием мира последовала сцена, в которой беспорядочный хаос небесных тел был заменен фиксированным порядком и ритмичным движением. Сначала солнце и луна не имели удачи и души и бродили по небу, пока боги не определили их пути:
5 Солнце, друг месяца,
правую руку
до края небес
простирало с юга;
солнце не ведало,
где его дом,
звезды не ведали,
где им сиять,
месяц не ведал
мощи своей.
6 Тогда сели боги
на троны могущества
и совещаться
стали священные,
ночь назвали
и отпрыскам ночи —
вечеру, утру
и дня середине —
прозвище дали,
чтоб время исчислить.
Создание мира завершилось рождением человека и возникновением клана:
17 И трое пришло
из этого рода
асов благих
и могучих к морю,
бессильных увидели
на берегу
Аска и Эмблу,
судьбы не имевших.
18 Они не дышали,
в них не было духа,
румянца на лицах,
тепла и голоса;
дал Один дыханье,
а Хёнир – дух,
а Лодур – тепло
и лицам румянец.
Боги наделили бездыханные деревья – Ясень и Иву – дыханием жизни, судьбой и честью. Это описание напоминает драму. Знакомя читателя с тремя богами, поэт использует такое выражение: «И трое пришло / из этого рода / асов благих». Нам не нужно особо напрягать свое воображение, чтобы увидеть трех жрецов, которые руководили жертвоприношением, тем самым исполняя свой священный долг.
Символизм жертвенного места
Принцип жизни, опыт, который определяет идеи и действия, их гармонию и взаимосвязь, у тевтонов придавал ритуалу блота космическую значимость. Эта фундаментальная характеристика праздника предполагает взгляд на жертвенное место как на космогонический символ, а гипотеза подобного рода рождается из сравнения с похожими ритуалами в других культурах. Она схожа с идеям брахманов, если вспомнить о ведическом учении. Жертвенное место представляет собой драматическое подражание всему миру, или, говоря современным языком, прообраз или прототип места обитания человечества, как назвали бы его тевтоны и их родичи по духу. На Севере очаг, котел и кубок составляли космическую сцену, изобилующую символами, которые заимствовали несколько частей из драмы. На этой сцене, или жертвеннике, были символические эквиваленты неба и земли, о которых мы узнаем из разрозненных аллюзий. Карта мира, приведенная в «Вёлуспе», стала нам понятной после того, как обнаружилось, что она была создана на основе легенд, которые описывали ритуальные представления. Воды, которые дали начало всем рекам, питающим землю, были обнаружены в жертвенных котлах и все еще носят имена, говорящие об их происхождении: Хвергельмир (Кипящий Котел) и «оба Керлауга», то есть жертвенные сосуды.
