В «Хвалебной песни Тору» Эйлива Гудрунарсона легенда все еще сохраняет свой первоначальный характер. В середине драпы повествование о подвигах Тора прерывается двумя строфами, в которых скальд восхваляет некий военный поход или завоевание; эти строфы по причине их острой современности и безусловной историчности деликатно изымались поздними редакторами, так как считалось, что они нарушают единство поэмы. Однако их вернее было бы рассматривать как сердце драпы – скальд гармонично вплетает реальные битвы современников в победу Тора над великанами и чудовищами, в невиданных доселе кеннингах обыгрывает реальные имена и географические названия – Гандвик Скотум, Скильдбрет, Викингар и т. д. Все это доказывает, что Эйлив находился в тесном контакте с ритуальными формами поэзии или, что более вероятно, воспроизводил в своей драпе жертвенную драму.
«Хеймдалль (…) побывал на острове Вагаскер и у камня Сингастейн: тогда у них с Локи была распря из-за ожерелья Брисингов» – так начинается рассказ Снорри о важной легенде, касающейся завоевания золота; и помимо краткого указания на сюжет мифа, нас удостоили лишь намека на то, что ценное ожерелье покоилось в глубине вод и что досталось оно Хеймдаллю. Миф подразумевает драматическую игру, разыгрываемую для того, чтобы оградить сокровища клана от поползновений сил зла и в то же время возобновить удачу, заключенную в принадлежащих ему вещах. Поэт «Вёлуспы» держал в голове эту драму, когда превратил Хеймдалля и Локи в противников в решающей битве между богами и великанами. Тот факт, что этот миф в нашей версии ставит в центр ожерелье, именуемое Брисингамен, вероятно, напоминает об индивидуальной форме драмы, рожденной в клане Брисингов (сравните с другими семейными преданиями, связанными с сокровищем, например в клане Бросингов в «Беовульфе»). Брисинги жили в Южной Германии, и перенесение их родовой легенды в Скандинавию произошло в результате заключения брачных или дружественных союзов, как это случилось с легендой о Сигурде.
Состязание между богом и демоном, тождественное закланию Фафнира, было частью жертвенной драмы у большинства народов и было увековечено в кеннингах или ритуальных формулах, которые называли золото лежбищем змея, «логовом Фафнира». В течение обряда золото на жертвеннике охраняла сила Хеймдалля.
Есть еще одна легенда, которая представляет ритуальную драму на историческом фоне; она дошла до нас под названием «Война между асами и ванами». Это разделение древних богов на две противоборствующие партии отражало различие между несходными по сути ритуалами или, скорее, между разнородными религиями. Асы – боги скотоводческих племен; ваны – божества земледельцев, их жертвенное животное – свинья, драма сосредоточена вокруг плуга и косы. Религия пахаря отличается от религии скотовода не только особенностями обрядов, но и духом неистовой экзальтации. Драма творения в большинстве религий включает в себя Hieros gamos, «священный брак», или какой-либо другой ритуал, символизирующий акт зачатия; можно предположить, что культу асов не были чужды ритуалы, связанные с зарождением клана или народа, однако обряды оплодотворения, характерные для культа землепашцев, наполненные чувственным жаром, были чужды или даже отвратительны скотоводам. В древнескандинавской литературе эротическая поэзия представлена лишь одной поэмой – «Поездкой Скирнира», и сама поэма представляет собой пересказ легенды, принадлежащей культу ванов.
Там, куда добиралось земледелие, вместе с орудиями землепашества появлялись и укоренялись обряды, характерные для культа ванов. Плуг был бесполезен, если его не сопровождали указания, как правильно обращаться с этим новым приспособлением, а указания по его практическому применению мало чем отличались от наставлений, как должно совершать обряд. Любые указания относительно возделывания почвы и обращения с семенами были бы пустым звуком, если бы не включали обряды, необходимые для того, чтобы семя взошло и дало добрый колос, «заряжающие» посевной материал «удачей». Когда землепашество распространилось в северных краях, комплекс земледельческих обрядов был включен в местное празднество блота и ассимилирован с его драмой. Культ ванов в Скандинавии восходит к тем временам, когда первый плуг взрезал почву и первая пригоршня ячменя упала в борозду, но влияние религии ванов значительно варьировалось в зависимости от того, оставалось ли сельское хозяйство занятием вторичным, как это было в большей части Норвегии вплоть до введения христианства, или занимало центральное место в качестве опоры, или «посоха жизни», как в Дании и на широких плодородных равнинах Центральной Швеции.
В нашем понимании конфликт и примирение асов и ванов отражает столкновение между соперничающими богами или конфликтующими ритуалами, но такое утверждение предполагает воссоздание исходных обстоятельств в соответствии с нашими квазиисторическими абстракциям. В действительности эта легенда повествует о войне между племенем, почитавшим Тора, и другим народом, приносившим жертвы Фрейру, и эта борьба обострялась культурными предрассудками. В «Прорицании вёльвы» проникновение и усиление влияния чуждой религии олицетворяет зловещая обольстительница Гулльвейг, чья фигура отражает ненависть, испытываемую приверженцами Тора к экстатическим и эротическим проявлениям культа ванов:
22 Хейд ее называли,
в домах встречая, —
вещей колдуньей, —
творила волшбу
жезлом колдовским;
умы покорялись
ее чародейству
злым женам на радость.
Война закончилась примирением и заключением союза, и, в соответствии с духом древнего фрита, дружба подразумевала смешение удачи кланов и общность обрядов. Это важное событие было отмечено в истории этого клана, или, другими словами, получило бессмертие и постоянно возобновлялось в драме, а легенда не могла быть ничем иным, как рассказом о событиях, какими они в действительности были, то есть такими, как их разыгрывали последующие поколения в залах блота. Эту драматическую ситуацию воспроизвел в стихах создатель «Вёлуспы»:
23 Тогда сели боги
на троны могущества
и совещаться
стали священные:
стерпят ли асы
обиду без выкупа,
иль боги в отмщенье
выкуп возьмут.
События, которые привели к войне, переданы словами ритуального действа, которые никакой анализ, даже самый тщательный, не сможет обратить в историческое утверждение:
21…Гулльвейг погибла,
пронзенная копьями,
жгло ее пламя
в чертоге Одина,
трижды сожгли ее,
трижды рожденную,
и все же она
доселе живет.
В описании богов-ванов изображен народ, почитающий их, – это обладатели широких плодородных полей, стад и табунов, а также отважные мореходы. Это описание подходит для народа, чья драма была представлена в норвежских легендах и составляла часть их собственного портрета; сходно ли оно с описанием народа, который изначально сражался под знаменем Фрейра, это другой вопрос, на который, возможно, следует ответить положительно, хотя и не на основе норвежской легенды. Согласно намекам «Вёлуспы», подтвержденным более поздними свидетельствами, религия ванов породила особую форму экстатической практики, называемой сейд (seiðr), в которой жрица, реже жрец, вводил себя в состояние транса с помощью песен в ходе жутковатого, производившего сильное впечатление ритуала. Предположительно эти одурманивающие, спиритуалистические практики с явными элементами шаманизма пришли из Финляндии или Лапландии и гармонично вписались в обряды культа ванов.
