В кратком фризском законе читаем следующее: если кто принудит другого человека к убийству (здесь, очевидно, снова имеются в виду отношения хозяина и слуги), то сумеет избежать мести только в том случае, если убийце удастся сбежать; в этом случае он обязан уплатить только третью часть штрафа. Если же убийца не покинул страны, то решение остается за пострадавшей стороной – согласится ли она отказаться от мести обидчику и уладить дело миром или нет. И если человек сумеет доказать, что он непричастен к поступку своего слуги, то ему удается избежать мести; тем не менее он должен заплатить штраф.
Законодатели Ломбардии много занимались вопросами мести, стремясь решить вопрос, как загнать ее в более узкие рамки. Их указы открывают перед нами интересную картину того, какое положение занимала месть в самом законе и в тех случаях, когда оскорбленные стороны брали исполнение закона в свои руки. В случае непреднамеренного убийства, имевшего место среди людей, работавших вместе, а также в случае нанесения ущерба домашним скотом, вырвавшимся на свободу, месть запрещалась. Согласно Эдикту Ротари
[16], мстить за оскорбление или удар было запрещено; дело ограничивалось одним штрафом. В ответ король устанавливал такую цену: «По этой причине мы для каждого типа раны и удара установили плату, которая выше, чем была у наших предков, для того чтобы штраф помог отбросить мысли о мести и сделать все возможное для полного примирения».
В Законах короля Лиутпранда
[17] есть параграф, который проливает свет на жизнь ломбардцев и показывает, как месть, выпущенная на свободу, мечется между сторонами конфликта. Король узнал о неприятной истории: некий мужчина спрятал одежду купавшейся женщины. Лиутпранд издал указ, что за такой проступок виновный должен заплатить большой штраф; его размер был равен размеру штрафа за убийство, «ибо, – объясняет свои мотивы Лиутпранд, – предположим, что отец женщины, или ее брат, или муж, или другой какой-то родственник пришли бы сюда и устроили драку. Поэтому не лучше ли будет, если согрешивший заплатит цену, равную цене человеческой жизни, и живет дальше, чем над его телом вспыхнет кровавая вражда между двумя семьями и тогда придется платить гораздо более высокую цену?».
Законодатели Ломбардии, таким образом, проявили себя хорошими знатоками своих подданных; их задачей было внедрить в их консервативные головы более высокие требования морали и постепенно исключить месть из легальной сферы и из жизни вообще. Ломбардские девушки, очевидно, не хотели следовать старому доброму обычаю, который гласил, что они должны быть довольны тем мужем, которого выбрала им семья. Поэтому обрученные невесты постоянно сбегали из дома с мужчинами, в которых они влюблялись, а это, естественно, порождало месть и вражду между семьями. Лиутпранд решил проверить, сможет ли перспектива лишиться приданого научить девушек уважать условия помолвки. Нарушив их, девушка лишалась всего и изгонялась из дома нагой, с пустыми руками. Король строго-настрого запретил отцу или брату проявлять сочувствие к дочери и сестре, «…чтобы вражда исчезла и с местью было покончено».
Из всех народов Севера датчане и англосаксы более или менее следовали примеру бургундов. Номинально всякая месть у них была запрещена. Но законодатели этих стран не смогли привести свой язык в соответствие с новыми идеями. Пытаясь объяснить причины, по которым женщины и священники не могли брать или платить виру, они выражались по старинке: «Ибо они не могут мстить мужчине, и ни один мужчина не может мстить им». Временами в сводах законов проскальзывали такие фразы: «Если человек, получивший рану, решил не заявлять о содеянном, а отомстить (без предупреждения)». В эдикте Вальдемара II относительно убийства находим поразительное несовпадение между предметом указа и его словесным выражением: целью этого указа было освободить родственников от обязанности платить долю виры: «Пока убийца находится в пределах страны, никакой другой человек не должен подвергаться мести». Его побег развязывал оскорбленным сторонам руки, а его родственники должны были предложить выкуп; если они этого не делали и один из них погибал от руки мстителя, то они должны были пенять на себя за то, что не предложили выплатить компенсацию. Естественно, мститель должен был заплатить за убийство; он должен был оплатить свое право, совсем как бургундец, совершивший убийство «движимый болью и гневом», должен был немедленно заплатить за него.
Шведы не далеко ушли от своих южных соседей. В шведском законе особенно подчеркивалось, что мстить можно только тому, кто нанес ущерб, а не его родственникам. Нарушение этого принципа упоминается в разделе «незаконная месть». Эта идея была известна и в Дании. Например, король Вальдемар I в своем указе, посвященном пытке огнем, делал различие между убийством невиновного человека и убийством ради «законной мести».
На острове Готланд прогресс в развитии законов не отставал от времени, но во многих отношениях носил весьма необычный характер в том, что касалось возможности избежать мщения. Рецепты, которые предлагал Закон Готланда, касающиеся того, что надо делать, когда «дьявол устроил дело так, что человек должен забрать жизнь у другого человека», вдвойне интересны, поскольку в них, с одной стороны, подчеркиваются сложности, встречающиеся на пути того, кто хочет избежать мести, а с другой – предлагается выход, основанный на использовании старинных способов. Так, убийца должен бежать со своим отцом, сыном и братом или если таковых не имеется, то вместе с ближайшими родственниками и провести сорок ночей в одной из трех церквей, имеющихся на острове. После этого они должны найти себе новое место для жизни, подальше от прежнего. Они имеют право выбрать такую местность, где имеются три деревни, окруженные лесом. Им разрешалось поселиться на полпути от ближайшего населенного района, если там, конечно, не было суда или торгового города и не более одной церкви. Здесь они и должны были жить. В течение трех лет они должны были предложить семье погибшего деньги; если же она примет их после первого же предложения, то можно было считать, что убийца искупил свою вину. Если же он откажется от штрафа после третьего предложения, то люди сами распоряжались этими деньгами, а обидчик получал свободу.
Месть старались ограничить повсюду. Сначала от нее отказывались, если человек нанес урон непреднамеренно, потом разрешили мстить только за очень серьезные преступления, вроде убийства и супружеской измены; и, наконец, было установлено, что мести должен подвергаться лишь сам преступник, а не его семья. И все же в последних попытках королей и церкви избавить общество от личной мести уже открыто признается, что месть была необходима, и реформаторы должны были найти ей подходящую замену. Ограничения вводились при условии, что реституция будет осуществлена другими способами, а также при условии, что если новые законные пути ни к чему не приведут, то родственники пострадавшего получают право восстановить свою честь, не подвергаясь риску ее потери. Таким, как мы уже видели, было последнее замечание в эдикте Вальдемара против помощи родственников; они должны были винить только себя, если, отказавшись предложить компенсацию, навлекли на себя месть. Даже англосаксам пришлось, вслед за ломбардцами и северными народами, объявить право на месть последним средством, когда обидчик не хотел или не мог восстановить честь пострадавших каким-нибудь иным способом.
