В другой эддической поэме – «Сны Бальдра» (Vegtams-kvida) – также говорится о мести: «Ринд в западном доме / Вали родит, / и Одина сын / начнет поединок, / рук не омоет, / волос не причешет, / пока не убьет / Бальдра убийцу»
[22].
Саксон Грамматик слышал историю о Бальдре именно в этом пересказе. Он говорит об Одине как о главе фрита, добавляя, что, «подобно всем несовершенным богам, часто нуждался в помощи человека». Жаждущий отмщения отец узнал от вёльвы, колдуньи-лапландки, что мститель родится от его союза с Ринд, дочерью короля рутенов (русинов). Далее летописец приводит подробное описание всех трудностей, через которые пришлось пройти Одину, чтобы соблазнить принцессу: он отправляется в «западный дом», где пытается проявить себя как герой, как златокузнец, но ни героические поступки, ни золотые кольца не помогают ему завоевать сердце Ринд. Тогда Один насылает на нее болезнь, а затем, обратившись знахаркой, обещает исцелить. Ринд по требованию «знахарки» привязывают к ложу, и Один овладевает ею силой.
Поэт, сочинивший эту историю, играл на примитивных чувствах – он понимал, что ему нужен мститель, который приходился бы Бальдру родственником и одновременно не был бы им. Молодой герой совершает подвиг, «рук не умыв, ни волос не чесав», – то есть до того, как обрел человеческий облик, стал человеком в полном смысле этого слова и членом фрита.
Эта история очень точно описывает чувство беспомощности родственников, когда честь поругана членом их клана, и о преодолении бесчестия с помощью разного рода ухищрений. В первой части «Младшей Эдды», в «Видении Гюльви», говорится, что Хермод попытался вызволить Бальдра из царства Хель с помощью выкупа, так как избавиться от бесчестия, лишив жизни сородича, никто не решался. Само имя убийцы причиняло асам боль, а потому они предпочитали не вспоминать его: «Есть ас по имени Хёд. Он слеп, но силы у него в избытке. И желали бы асы, чтобы не было нужды и поминать этого аса, ибо дело рук его еще долго не изгладится из памяти богов и людей».
Когда речь идет об избавлении от стыда, об уничтожении того, кто стал его причиной, родственники вряд ли смогут помочь; они подскажут либо путь к гибели, либо дорогу в лес. Они, строго говоря, не прогоняют злодея от себя, но заставляют его сделать это непрямым способом, и только тогда, когда он отрывается от семьи, они поднимают руки и торжественно объявляют, что изгнали его из фрита.
Если кто-то из ее членов проявлял трусость или бездействовал, что приводило к тому, что их родственники оказывались опозоренными, семья, вероятно, пыталась его ругать и урезонивать. Эту задачу предоставляли женщинам, и, насколько нам известно, они с ней успешно справлялись. У нас есть много примеров, из которых хорошо видно, каким влиянием пользовались у своих мужей, братьев и отцов германские женщины. Они рассказывали об оскорблении очень подробно, подчеркивая каждую деталь.
Так Гудрун говорила своим сыновьям о каре, постигшей ее дочь Сванхильд: «Что вы сидите? / Что спите беспечно? / Как могут смешить вас / беседы веселые? / Если Ёрмунрекк / смел сестру вашу бросить, / юную деву, / коням под копыта, / вороным и белым, / на дороге войны, /серым, объезженным готским коням!»
[23]
Женщины могли приводить яркие примеры, более впечатляющие, чем примеры любого еврейского пророка, как это сделала яростная исландская вдова Турид, которая положила на стол ногу быка, разрубленную на три части, и заставила сыновей самих догадаться, что это означало: «Вашего брата разрубили на куски покрупнее». После обеда она положила на стол камень, в знак того, что они напоминают ей камни на столе вместо еды, столь же безучастные к судьбе брата, «поскольку они не осмелились отомстить за брата Халля, каким человеком он был; но вы совсем не похожи на людей нашего народа».
Женщины не стеснялись использовать и красноречивые жесты, значение которых не трудно было понять. Слова и действия этих женщин выражали то огромное напряжение, которое накладывало на людей стремление сохранить свою честь, и в слова вкладывался дополнительный смысл, помимо того, что подразумевала ситуация, описанная в саге. Они создают у нас уверенность, что защита чести требовала от мужчин напряжения всех его сил. В этих словах содержалось непрямое указание на то, что может случиться, если стимул не окажет своего воздействия.
Нам известно, что в одном случае заинтересованная сторона быстро приступала к действию и смывала с себя позор. Когда повергалась бесчестью женщина, действия ее родственников были, в первую и главную очередь, направлены на наказание обидчика. Но этим дело не заканчивалось. Обесчещенная женщина считалась позором для своей семьи; она становилась для нее обузой и подвергала ее честь такой же опасности, как и появление труса среди мужчин. Ведь родственники отвечали за женщину даже после ее замужества. Муж мог обвинить их в бесчестии и потребовать, чтобы они очистили от позора самих себя и эту женщину. Григорий Турский приводит пример того, как в те дни поступали с обесчещенными женщинами, – этот пример типичен для психологии и поступков германцев. Когда становилось известно, что женщина изменила своему мужу, его родственники приходили к ее отцу и говорили: «Ты должен очистить свою дочь от позора, или она умрет, поскольку ее позор падет на наш род». Отец заявлял, что убежден в ее невиновности, и, чтобы уладить это дело, предлагал очистить ее с помощью клятвы.
Если родственники не могли оправдать себя, они должны были нести позор вместе с ней; они сами превращались в отщепенцев или изгоняли ее из дома. Григорий Турский рассказывает о семье, которая узнала, что одну из ее женщин соблазнил священник; все мужчины поспешили смыть пятно позора с репутации семьи, они схватили попа, а женщину сожгли заживо.
Король Ротари издал указ, согласно которому родственники обязаны отдать под суд женщину, совершившую прелюбодеяние; если они не сделают этого – в дело должны вмешаться власти. В шведском законодательстве говорится о праве родителей прогонять из дома свою дочь. Если женщина опозорила дом отца или мужа, ее гнали от дома к дому плетьми, или принуждали совершить самоубийство, так святой Бонифаций описывал семейное право саксов в языческие времена.
Причина, по которой семья с удивительной стойкостью расправлялась с согрешившими женщинами, заключалась вовсе не в том, что германцы считали мир женщины и его неприкосновенность делом второстепенным. Наоборот, поскольку женщина занимала важное место в их фрите, опасность для семьи, возникавшая после того, как она запятнала свою честь, была гораздо большей. Поэтому беды, порожденные поведением жен или дочерей, должны были пресекаться быстро и безжалостно. Но у нас есть достаточно доказательств того, что мужчины со смертельно пагубными пороками отсекались от общества той же самой жестокой рукой, но при этом также следили, чтобы кровавая вина не запятнала их род.
Глава 3
Честь – душа клана
Без чести жизнь немыслима, она не только бессмысленна, но и невозможна. Человек не может жить в позоре; и для людей прошлых эпох эта фраза значила гораздо больше, чем для нас, – «не может» здесь эквивалентно «не способен». Жить без чести – все равно что жить без крови; если оставить рану открытой, постоянно кровоточащей, то человек погибнет. Его недовольство перерастает в отчаяние, а от отчаяния один шаг до смерти.
