Жестокость, проистекающая из глубин души, неизменная составляющая его натуры. Эта энергия, определявшая его духовную жизнь, создала целеустремленный, прямодушный характер северян. Эти люди не утрачивали связь с прошлыми поколениями и определяли самих себя с оглядкой на прошлое и память о себе в будущем. Привязанность к прошлым поколениям встречается у большинства народов, но у северян она делает прошлое живой и направляющей силой, побуждающей их не просто отождествлять себя с идеальным образом – образом воина и вождя, великодушного, храброго, бесстрашного, находчивого, непримиримого по отношению к врагам, верного друзьям и искреннего со всеми, – но и бессознательно воспроизводить себя в определенном типе – типе героя саги, жизнь которого достойна поэтического отображения.
Прочность духовной организации, которая характеризует викинга как личность, не менее ярко проявляется и в его общественной жизни. Куда бы он ни явился, он приносит с собой социальную структуру, которая проявляет себя в определенных политических формах, как только он попадает в толпу людей, говорящих с ним на одном языке. Викинг не относится к тому бессловесному типу, который создает калейдоскопические племенные сообщества. Каким бы малочисленным ни был его народ и какой бы слабой ни была его сплоченность, социальное сознание всегда присутствует и проявляет себя очень активно. Викинг сам по себе народ, и ему нет необходимости создавать искусственное целое, собираясь вместе. Как только он закрепляется в каком-нибудь месте, ненадолго или навсегда, словно из земли прорастает закон, и вокруг него вырастает община. И не важно – создает ли его чувство социального порядка целое королевство или небольшое поселение, эта тенденция глубоко укоренилась в его душе и стала неотъемлемой частью его характера.
Культура, в истинном значении этого слова, означает гибкую гармонию между внутренним миром человека и его окружением, так что он не только заставляет свое окружение служить ему для удовлетворения его физически нужд, но и преображать импульсы окружающего мира в духовные идеалы и устремления. Культурный человек обладает инстинктивным чувством собственного достоинства, которое произрастает из бесстрашия и уверенности в собственных силах и проявляет себя в точном выборе целей и средств как в вопросах формального поведения, так и в предприятиях с далекоидущими последствиями. В этом смысле викинги – люди с характером; они владеют собой и своим миром с божественной решимостью. Эта гармония может быть очень хрупкой, когда дело касается конкретных действий, но она тем не менее сильна и глубока.
Портрет северных современников, созданный южанами, разительно отличается от портрета, созданного более поздними поколениями германцев, который те оставили для истории. И тем не менее мы объединяем их под одним именем, и делаем это полностью осознавая, к чему это ведет. Ученые уже давно поняли, что оба так тесно связаны, что не просто оправдывают, но прямо-таки вынуждают нас рассматривать их как одно целое. Сведения об обычаях, законах и этических ценностях древних германцев говорят о том, что далекие предки мыслили точно так же, как и их потомки, и были схожи с ними в том, что объединяет мысли и чувства и превращает их в личности.
В свете, идущем с Севера, мы видим, что свевы и маркоманы – как бы их ни называли историки – не были стихийно образовавшимся скоплением людей, лишенных индивидуальности, как воображали себе римляне. Благодаря памяти поколений, поэтическому наследию, передающемуся изустно, а также сохранившимся письменным источникам северян мы можем воссоздать образ их мышления и предположить, каков был их нрав. Мы приходим к выводу, что и преданность, и склонность к предательству были заложены в самой основе этической системы древних германцев, что нередко вынуждало римлян прибегать к суровым мерам. Мы видим, что за их действиями, за их недостатками и достоинствами стоит характер, коренным образом отличающийся от характера римлян, такой же последовательный, такой же рациональный, отображающий цельность личности. И политический гений Цезаря понял, что для того, чтобы его планы, касающиеся этих варваров, осуществились, того мнения о них, которое сложилось у римлян, совершенно недостаточно. Его стремление проникнуть в мысли германцев, понять, что ими движет, само по себе является свидетельством того, что эти варвары несут на себе печать культуры и обладают ярко выраженным характером.
У нас есть преимущество перед римлянами – мы имеем возможность изучать жизнь германцев изнутри. У римлян была великолепная возможность наблюдать их со стороны, а они были превосходными наблюдателями – большая часть того, что римляне и греки написали о германских народах, истинная правда.
Но каждое замечание, подробное или краткое, свидетельствует о том, что это лишь обобщенный, поверхностный взгляд издалека. Рассказчик не более чем сторонний наблюдатель – он видит, что делают люди по ту сторону границы, но не понимает почему, а потому его рассказы лишены перспективы и пропорций, и чем точнее детали, тем более странным кажется целое. Подобные описания оставляют у нас в лучшем случае ощущение гротеска, как обычно это бывает, когда мы смотри издалека на двух мужчин, которые разговаривают и оживленно жестикулируют, но не имеем никакого понятия, о чем идет речь.
Существует большая разница между случайным знакомством с людьми, как это делали римляне, видевшие германцев издалека и бросавшие краткий взгляд на их повседневную жизнь, с одной стороны, и жизнью среди этих людей, когда можно было видеть, как они готовятся к войне, и встречать их, когда они с нее возвращаются.
Нам в этом отношении повезло больше, чем авторам Южной Европы, но далеко ли мы от них ушли? Существует опасность, что мы слишком поспешно решили, что наконец поняли германцев. Неспособность римлян признать действия германцев человеческими предостерегает нас от неправильного толкования того, что казалось странным нашим предкам, от того, чтобы по ошибке приписывать им свои собственные мысли и побуждения.
Норманны были культурными людьми в полном смысле этого слова. Мы должны признать их равными себе. Они были столь же деятельны, как и мы, находили, не меньше нашего, удовлетворение в жизни и так же, как и мы, ощущали себя хозяевами своей жизни, хозяевами, которые ставили перед собой определенные цели и следовали своим путем, никуда не отклоняясь. Однако признание этого факта только подчеркивает дистанцию между нами, поскольку делает более явной различия между древним и современным способом завоевания и наслаждения жизнью.
И эта разница становится понятной, если сравнить германцев с другими североевропейскими народами, а именно с кельтами. Ибо, несмотря на наше германское происхождение, мы гораздо теснее связаны с кельтами. Мы можем сказать, что они относятся к более современному типу людей.
Чтобы завязать с ними тесную дружбу, не нужно долго присматриваться. В чертах этого народа отражается весь мир, природа и человек. Красота природы, красота человека, героизм мужчин, любовь к женщине – все эти вещи волнуют кельта и доводят до экстаза; его все сильнее обуревают чувства, и вот уже душа готова взорваться – и тогда из нее вырывается лирическая струя, торжествующая или горестная, размышляющая или тоскующая и искренне восхваляющая все, что радует глаз. Его охватывает религиозный экстаз, он полностью отдается незримому, испытывая радость и горе; он погружается с головой в мистицизм, но не теряет при этом ощущения видимой реальности – наоборот, его внутреннее чувство наполняется красотой природы, радостью животной жизни на земле и в воздухе.
