Эта занятная история, несомненно, правдоподобна. Рассказы о подобных калейдоскопических характерах можно сравнить лишь с историями европейцев, которые сами были свидетелями этих событий, и какими они видели дикарей и варваров. Проводя аналогии с исследованиями современных этнологов, мы начинаем понимать, что Прокопий просто сообщил нам хорошо известные факты, но, вероятно, не уловил в действиях варваров какого-то скрытого смысла. Отчасти объяснение заключается в том, что герулов с византийским императором связывали особые политические отношения, но главным образом в том, что эти люди верили, что царем можно стать только милостью Божьей, говоря нашим языком, или по милости удачи, как сказали бы сами герулы.
Историк Иордан сформулировал этот принцип в своей простой средневековой манере: готы считали членов королевских семей не людьми, а полубогами, «которые завоевали их с помощью своей удачи».
В Швеции король и его люди жили вместе открытой и честной жизнью, безо всяких иллюзий. Фундаментальный параграф в той части Вестготского закона, который определял права и обязанности короля, гласил: «Короля должны забрать верхние шведы и изгнать его». И если мы сравним это правило с тем описанием совета в Уппсале, которое оставил нам историк Снорри, мы увидим здесь яркую историческую иллюстрацию действия этого правила. На этом совете Торгнюр Законник обратился к разгневанному королю Олаву Шётконунгу с такими словами: «Теперь мы, йомены, хотим, чтобы ты согласился с Олавом Толстым и выдал за него свою дочь. А если ты не сделаешь так, как мы хотим, то мы поднимемся против тебя и убьем, ибо мы не потерпим, чтобы ты нарушал закон и мир в стране. Так поступали в прошлом наши предки; они утопили в трясине пятерых конунгов, поскольку тех обуяла гордыня, как и тебя сейчас. Решай же немедленно, как ты поступишь» («Сага об Олаве Святом»).
Конунгу, которому пришлось пережить такое оскорбление, не позавидуешь. Но когда юрист описывает исторический прецедент подобного повиновения со стороны конунга, он, сам того не желая, характеризует отношения, существовавшие между правителем и его народом. Торгнюр дает королю Олаву Шётконунгу понять, какими людьми были его предки. Эти люди каждое лето отправлялись в походы и подчинили себе южные земли: укрепления, которые они возвели на востоке – в землях финнов, карелов, эстов и куршей, – сохранились до сих пор. Эти герои, продолжал Торгнюр, не были слишком гордыми и охотно прислушивались к советам других. Торгнюр совершенно прав, и если бы несчастный Олав Шведский пошел характером в своих предков, то он мог бы спросить совета у других людей, не опасаясь, что его заставят заключить мир против воли. К сожалению, мы ничего не знаем о предках Олава, кроме того, что сообщил нам Торгнюр; однако нам известно одно: рейды и грабежи других земель планировали вовсе не крестьяне, а сам король. Эйрик Победоносный, Бьёрн Железнобокий и другие правители Швеции, имен которых мы не знаем, приобретали в ходе этих войн богатства и честь. Крестьяне, вне всяких сомнений, получали свою долю добычи, но преимуществами территориальных приобретений, разумеется, пользовались не земледельцы, а король и его приближенные. Конунг, отправившись в поход, не забывал следить за тем, как шли дела дома, но у крестьян было столько работы по хозяйству, что они трудились все лето не покладая рук, так что, вероятно, к тому, что говорили короли, охотно и внимательно прислушивались другие люди, а не крестьяне.
Испытание силы между крестьянским защитником и королем Уппсалы стало символом в истории германской королевской власти, в котором были четко определены сила и слабость каждой стороны. Здесь, как и везде в странах Севера, инициатива короля преобладает над инициативой народа. Он возвышается, и не только в глазах одного автора хроники, как победитель, от которого исходят планы, причем в форме приказов. Да, распоряжения отдает он, но выполнение этих распоряжений зависит только от его авторитета. Если он вдруг проявит слабость, то ему не помогут ни его статус, ни королевские прерогативы. Вся его власть заключается в умении прочно держать удачу в своих руках; стоит ему лишь на мгновение ее выпустить, как люди начинают предъявлять требования: «Мы не потерпим несправедливости от тебя», и тогда король не сможет сделать ничего, что можно было бы назвать несправедливостью. Но пока планы короля претворяются в жизнь, люди будут следовать за ним, выполнять его планы, подчиняться, безо всякого сопротивления его произволу и нарушению свобод. И тогда мало что не может быть включено в список справедливых и «законных» дел.
На первый взгляд может показаться, что королевская власть почти не оказывала влияния на жизнь людей. Однако правда заключается в том, что власть короля – это институт, который не могут поколебать ни революции, ни чьи-либо происки. Человек на троне обладает властью считать себя государством; с другой стороны, он может превратить себя в беспомощную тень государства, но он не может отстраниться от самого себя. Права людей могут увеличиваться и уменьшаться, но право господствовать не умаляется, поскольку одна семья, которую представляет король или вождь, обладает удачей, имеющей характер эгрегора, и она не только сильнее и многообразнее, но и, по сути своей, кардинально отличается от всякой другой власти.
Народ может изгнать одного короля, почувствовав ослабление его энергии, его умения добиваться побед, но с самой удачей, удачей семьи, которая порождала его личное влияние, он не может поделать ничего. Люди понимают, что свергать короля очень опасно: он имеет в себе нечто особенное, чего в стране больше не найти, – удачу, в которую они верят. Эта вера укоренилась в душах людей, в тех нижних ее слоях, где лежит не только их жизненная храбрость, но и их жизненный страх. Отдельный представитель династии может уродиться слабоумным, но люди в стране все равно будут держаться за его семью.
Для того чтобы избавиться от старой династии, государство должен возглавить человек более мощной хамингьи, иначе все их силы будут потрачены впустую. И тут даже дитя может сделать больше, чем целая армия храбрых и умелых борцов. Маленькому королю Инге
[36] было всего два года, когда его завернули в полу плаща Тьёстольфа Масона и понесли в бой под знаменами, чтобы его видели воины, сражавшиеся за то, чтобы он стал правителем Норвегии. Удача, несомненно, была на его стороне, ибо люди, несшие его, выиграли битву; но он был еще слишком мал, чтобы вынести все испытания этого дня; с тех пор его ноги и спина постоянно болели.
Аналогичным образом королева франков Фредегонда использовала своего маленького сына Хлотаря в качестве щита от поражения. Она велела убить своего мужа Хильперика, чтобы королем стал ее сын. Но тут явился мститель, племянник Хильперика, в сопровождении многочисленных союзников. Фредегонда поставила на карту все – она нанесла по противнику удар на заре и одержала победу; но в течение всей битвы ей пришлось находиться в гуще сражающихся с маленьким Хлотарем на руках.
История норвежских королей, их многовековой конфликт со старыми вождями – херсирами – может служить хорошей иллюстрацией удачи короля. Короли Норвегии были знамениты своей властью и авторитетом. Олав Трюггвасон правил, очевидно, как самовластный деспот: он «заставил Норвегию принять христианство». Тех, кто не хотел ему подчиняться, он калечил, убивал или изгонял из страны. Когда он отправился в поход против вендов, за ним последовали вожди Норвегии и их флоты. В сагах Олава всегда изображали как человека, подчинявшего себе волю народа и его лидеров.
