Как только король вторгался в страны, которые, строго говоря, не были его наследственными владениями, к нему приходили местные вожди, считая себя равными ему, и предлагали свои условия. Когда Олав Трюггвасон прибыл на Гулатинг и предложил вождям перейти на его сторону, Эльмод Старый ответил ему так: «Если ты собираешься принудить нас нарушить наш закон и заставить пытками
Инге I Горбатый (1135–1161) – король Норвегии.
подчиниться тебе, то мы будем сопротивляться этому изо всех своих сил, и пусть победа сама решит, [к кому прийти]. Но если ты сделаешь нам достойное предложение, то, быть может, мы перейдем к тебе на службу». За свою верность они запросили ни больше ни меньше чем брачный союз с королевским домом Норвегии и потребовали, чтобы король выдал свою сестру Астрид за их родственника, Эрлинга Скьяльгссона. Конунг сразу же понял, что это предложение очень почетно для него, и содействовал заключению этого брака. Вскоре он созвал тинг и провел другую встречу – с крестьянами, на которой обсудил вопрос религии. И когда Эльмод Старый и Эрлинг Скьялгссон, новый зять Олава, со всеми своими родственниками, поддержали предложение короля, «ни один человек не осмелился высказаться против, и все люди были обращены в христианство». Именно тогда Эрлинг Скьялгссон и отклонил предложение стать ярлом и произнес свои знаменитые слова: «Предки мои были херсирами. Я не хочу носить более высокого звания, чем они». Позже Олаву Святому пришлось заключить соглашение с Эрлингом; будущее показало, что это соглашение оказалось очень удачным, когда Эрлинг собрал армию и явился во главе двух тысяч человек, чтобы потребовать то, что принадлежало ему по праву («Сага об Олаве сыне Трюггви»).
Здесь мы видим испытание сил между старыми конунгами и новым сувереном объединенной страны. И там, где мелкие князья стояли на своей земле, они оказывались победителями. Люди шли за ними, слепо доверяя им, «желая лишь того, о чем они говорили», сомкнув свои ряды, ради защиты требований своих вождей и часто помогали им усидеть на троне – ибо люди делали свое дело в полной уверенности, что их вождя не покинет удача. Йомены верили в нее потому, что испытали ее силу на себе. Эти херсиры принадлежали к народу, который поколение за поколением представлял собой центр жизни в округе; их семья была удачлива и достаточно богата, чтобы принимать авантюристов-одиночек и давать им место в своей свите, чтобы они воевали с врагами. У вождей было достаточно удачи, чтобы поделиться ею с теми, кто пахал землю и пас скот. С их полей на поля соседей перетекало плодородие и богатые урожаи. В свите этих людей могли плыть, подняв все паруса, другие люди. Благодаря мощи этих родовитых людей они завоевывали другие земли, а их удача и мудрость позволяли людям жить в согласии. Херсир был не более деспотичным правителем, чем король страны; быть может, даже менее деспотичным, поскольку у него не было власти командовать людьми. Но на самом деле он имел больше власти, чем суверен. Удача его семьи вплеталась в дела других семей – в их мирные занятия и в их внутренние ссоры. Он выступал судьей в этих спорах, имея на это полное право, поскольку традиционное слово закона и его дух составляли внутреннюю силу его жизни. Он служил олицетворением социального духа, если можно так выразиться; но мы понимаем, что наша современная формулировка не способна охватить все сферы его влияния; ее следует заменить старым выражением: в нем присутствовала энергия закона. Он был объектом очень глубокой зависимости, которая коренилась в уверенности в себе тех, кто от него зависел.
Харальд Прекрасноволосый объединил Норвегию и подчинил себе местных князьков. Но полностью их уничтожить ему не удалось – на это ему и его преемникам не хватило сил. Удаче узурпаторов не удалось даже сокрушить удачу херсиров, чтобы закрепиться в самом народе. Преемникам Харальда пришлось оставить нетронутыми старые отношения между крестьянами и их вождями, так что в реальности на большей части Норвегии они правили через посредство вождей. Пока страна представляла собой собрание земель и люди сохраняли свои старые взаимоотношения с вождями, простой народ мог вступать в контакт с сувереном только с помощью вождей. Снова и снова мы встречаемся с довольно безразличным отношением простых людей к королю; это объяснялось тем, что они считали его чужим. Какое дело крестьянам до короля? Они не ощущали, что его удача движет под ними землю, в то время как удача их херсиров проявлялась в богатых урожаях.
Трудно преувеличить то чувство независимости, которое царило в областях и в людях Норвегии во времена правления Харальда и его династии до тех самых пор, когда началась великая борьба за трон. Но чем больше мы о ней говорим, тем яснее становится для нас сила такого короля, как Олав Трюггвасон. На этом фоне его победный марш через всю Норвегию и поход земли вендов с целью вернуть себе приданое своей жены приобретает истинное величие.
По-другому, но не менее ярко сила монархического принципа проявила себя в битве при Стиклестаде, где право суверена, несмотря на гибель короля и победу крестьян, достигло своего апофеоза. Сравнивая встречу вождей с королем с другой встречей, которая произошла между Олавом Трюггвасоном и Эрлингом в Гулатинге, мы не можем не заметить, что политический статус Норвегии изменился. Это великое событие невозможно понять, не учитывая его связи с процессом усиления королевской власти по всей Европе. Но превосходство Олава весило гораздо больше, чем превосходство любого другого поколения, даже несмотря на то, что в горячке переходного периода одна революция следовала за другой. Чтобы лучше понять, что происходило тогда в Европе, историческую интерпретацию тех событий следует основывать на понимании того, что люди инстинктивно поклонялись удаче суверена, а суверен ни капли не сомневался в том, что ему всегда будет сопутствовать удача. Благодаря взаимодействию этих тенденций, а также религиозных и политических идей, пришедших из других стран, Норвегия из тевтонского королевства превратилась в средневековое христианское государство. Смерть Олава стала поворотным пунктом в истории Норвегии, поскольку все течения времени – национальные и космополитические – слились в сознании Олава и превратили его в святого короля.
Описание конфликта между Олавом и крестьянами, приведенное Снорри Стурлусоном, является достойным противовесом описанию сцены, случившейся в Вестфольде. Значение слов и событий тех незабываемых дней выходит далеко за рамки этого момента, как будто великие силы могли нести историю вперед, туда, где они находили свое выражение в поступках людей и больших масс народа. Описание сочетает в себе ту внутреннюю правду, которую можно понять лишь с помощью духовной близости, с правдивым изложением внешних фактов, а это может сделать лишь всеобъемлющий отчет о событиях. Первое, что поражает нас, – полная беспомощность крестьян и их предводителей; люди бегут куда глаза глядят; ни один из вождей не осмеливается взять на себя руководство – все они перебрасывают ответственность с одного на другого. Войско Олава, с другой стороны, спокойно, уверенно ждет, сохраняя полный порядок и единство. Олав обладал тем объединяющим людей вдохновением, которое превращает армию в единое целое; вождям же противника не хватало уверенности в себе, и они остро чувствовали свою слабость. В армии крестьян все понимают, что удача может покинуть их в любую минуту. По отдельности каждый вождь мог быть более сильным, чем король, но вместе победить его они не могли. У себя дома, в своем селении, им нет равных, но за его пределами их власть кончается. В этом и проявился секрет победы Олава: удача короля имела такой мощный характер, что смогла распространиться на всю Норвегию, и ее можно было распределить на всю армию. Удача Олава не зависела от местности или отдельного отряда воинов; она приносила ему победу везде, где бы он ни появился.
