Книга Эпоха викингов. Мир богов и мир людей в мифах северных германцев, страница 38. Автор книги Вильгельм Грёнбек

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Эпоха викингов. Мир богов и мир людей в мифах северных германцев»

Cтраница 38

Может показаться странным, что удача короля, распространявшаяся на всю Норвегию, вдруг теряла свою силу в какой-то конкретной местности. Но это противоречие существует только для нас, ибо мы судим об удаче по ее силе и не замечаем, что главное отличие лежит в ее характере. Удача местного вождя была абсолютной только в пределах какой-то долины, селения и какого-то племени; она могла, конечно, распространяться и на места рыбной ловли за пределами селения или на морские экспедиции, в которые отправлялись жители этой местности; но чтобы покрыть другие земли и сообщества, ей сначала нужно было трансформироваться, вобрав в себя всю враждебную силу и ассимилировав ее.

Каждая удача имеет свой собственный характер. Отправиться на рыбалку с удачей, присущей скотоводам, это все равно что пытаться ловить треску с помощью плуга. Чтобы защитить или завоевать Норвегию, нужно было обладать удачей Харальда. Ярл Хакон из влиятельной семьи, жившей в конце X в. в Хлади, неподалеку от Трандхейма, когда династия Харальда Прекрасноволосого уже близилась к своему закату, сумел узурпировать королевскую власть. Он вел себя очень нагло и властно, и люди хотели избавиться от него. Его положение было весьма непрочным, ибо ему не хватало проницательности и силы характера; но, несмотря на свое недовольство, норвежцам пришлось ждать, когда Олав Трюггвасон обретет удачу и станет достойным противником ярлов Хлади. Когда Олав Трюггвасон прибыл в Норвегию, крестьяне, по свидетельству автора саги, встретили его такими словами: «…после битвы с викингами Йомсборга мы думали, что ни один вождь не может сравниться с ярлом Хаконом в быстроте передвижений и многих других качествах, которые требуются от вождя, но мы все так сильно устали от его наглости, что, как только мы его найдем, он сразу же лишится своего королевства и самой жизни. Мы верим, что благодаря твоей удаче и твоей помощи мы сумеем это сделать, ибо ты – человек удачи, поскольку с первой же попытки сумел убить его сына Эрленда. Поэтому мы просим тебя встать во главе нашего войска». Слова «мы верим, что благодаря твоей удаче и твоей помощи…» помогают нам понять целое столетие норвежской истории («Сага об Олаве сыне Трюггви»). А если мы хотим выяснить, что именно составляло удачу дома Харальда, то прислушаемся к таким словам: «Хамингья [37] норвежского короля заключается в том, что он – король Норвегии, способный быть то в Викене, то в Трандхейме; способный одержать победу с армией Трандхейма и с армией солдат из Викена; способный пройти маршем по всей Норвегии, от одного суда до другого, и совершить нечто вроде ее мирного захвата, как однажды сделал его предок, вооружившись до зубов, когда он подчинил своей воле малых князьков». И единственным объяснением его удачи является рассказ о том, как Харальд это сделал и как его сыновья сохраняли сделанное им.

Эту веру в то, что индивидуальная удача является одновременно волей и импульсом, необходимостью и талантом, продемонстрировал с необыкновенным величием последний представитель этой великой династии. Сверриру, никому не известному священнику с Фарерских островов, пришлось выдержать два сражения, когда он высадился в Норвегии и заявил, что корона должна принадлежать ему на том основании, что его отцом был Сигурд Мунн («Рот»), потомок Харальда Прекрасноволосого. Искреннюю веру каждого самозванца в то, что стоит ему объявить себя наследником Харальда, как все люди перейдут на его сторону, Сверрир должен был внушить людям сам. Своими победами он должен был создать убеждение в умах сомневающихся, что удача досталась ему в наследство от самого Олава. Его талант проявился в том, что с помощью своего красноречия, искусства, обмана, мошенничества и коварства он сумел собрать как можно больше доказательств своей правоты и крепко вбить их в головы людей. И эта духовная битва была тем более впечатляющей, что до сознания людей никогда не доходило, что их обманывают, – она шла между инстинктивными чувствами короля и его народа. Верил ли сам Сверрир в традиционную удачу или только работал под потенциальной верой, которая, как он хорошо знал, дремлет в душе народа, совершенно не важно. В истории каждой религии наступало время, когда сильные характеры могли использовать ее как оружие.

Сверрир – самый интересный герой в истории Норвегии, поскольку он перевел старую идею королевской удачи на язык современных теорий о праве и природе королевской власти. Его талант глашатая переходной эпохи проявился в контрасте между внешним выражением и подсознательной логикой. Как только он принялся доказывать законность его прав, он стал толковать псалмы Давида как пророческие, предсказывающие его собственную судьбу. Он называл себя посланцем Бога, который должен поразить наглецов, завладевших троном, не будучи людьми царской крови. Он утверждал, что находит свою опору в идее о том, что король должен вечно советоваться с Богом, что он был призван им и обязан ответить на этот призыв; что он должен будет однажды дать отчет о вверенном ему таланте. Но в глубине души Сверрира, под всеми этими теориями, лежала глубокая убежденность в том, что всякий, кто владеет удачей короля, обладает не правом, а обязанностью требовать своей доли королевской власти и что все право и весь закон в стране должен уступить перед королевским врожденным стремлением править.

Священник с Фарерских островов принуждал людей говорить: «Сверрир – быстр умом, Сверрир – победитель», а его противникам оставалось лишь отрицать то, что он посланник Бога, доказывать, что Сверрир «составляет свои планы и сражается в битвах по наущению дьявола».

Правление Харальда демонстрирует нам саму суть удачи и ее свойства, высвеченные историей; ее абсолютную индивидуальность, которую нельзя объяснить или охарактеризовать никак иначе, кроме как наследство, то есть то, что мы получаем от своих предков, то, что давало им власть быть тем, кем они были, и сделать то, что они сделали. Разница между богатыми и бедными состояла не в том, что последним судьба даровала очень мало удачи, а в том, что их удача была бедной и неэластичной и давала им слишком мало возможностей, да и те ограниченные и слабые. Удача процветавшего йомена напоминала его самого: широкого и безопасного, богатого скотом и урожаем, щеголявшего в прекрасных одеждах и обладавшего хорошим оружием, а удача вождя добавляла сюда большую власть, величие и завоевательную мощь. Удача всякого йомена, бонда и всякого Херсира – вождя, заключалась в его характере, со всеми его особенностями, достоинствами и недостатками и его эксцентричностью; а этот характер был связан с определенной собственностью.

Говоря о семейном достоянии, вместо слова «наследство» можно использовать слово «честь». В чести мы имеем именно то влияние, которое удача может и должна оказать на человека, чтобы поддерживать саму себя. Семья становится знаменитой благодаря своим предкам, от которых она получила свои идеалы, образцы поведения. Именно они учат потомков, какими храбрыми, активными, стойкими, благородными, непримиримыми, великодушными, какими удачливыми в земледелии и скотоводстве, в плаваниях они должны быть. От предков семья получает также и ту часть удачи, которая называется дружбой и враждой. Честь, а с ней и удача, как мы уже видели, состоит в том образе мира, который создает себе семья. В своем социальном положении и в том, как ее оценивают другие люди, содержатся символы того, что окружает эту семью, которые проявляются в персонификации дружбы и ненависти среди родственников, их зависимости друг от друга и в их снисхождении друг к другу. Но эти олицетворения не являются типами, лишенными каких-либо характеристик; они до мельчайших деталей напоминают врагов и друзей семьи. Удача всегда воспроизводит хорошо заметные черты своего окружения.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация