Культура – это не масса верований и идей, а сбалансированная гармония, и наше понимание зависит от нашего умения поместить всякую идею в соответствующее ей окружение и определить ее значение среди других идей. Примитивные идеи о жизни и существовании не совпадают с нашими, но и не являются диаметрально противоположными нашей науке и психологии. Вера в существование души не означает обязательную персонификацию природных объектов, но, с другой стороны, она не исключает и возможности того, что Солнце и Земля могут принимать человеческий облик.
В Скандинавии природа была населена не только безликими силами, но и человекоподобными существами. На равнинах и на холмах жили эльфы и карлики, в горах – тролли и великаны, в море – холодная неумолимая Ран и ее дочери, жестокосердые морские девы волн, а в глубине моря властвовал безмятежный Эгир, именуемый в висах Пивоваром. В небесах ходили сестра и брат Соль и Мани – Солнце и Месяц; за Соль гонялся желающий поглотить ее волк Скёль, Мани преследовал его брат, волк Хатти.
В коротких стихах на старом норвежском, которые называют загадками Хейдрека, упомянуты водяные девы, напоминающие греческих нимф: «Кто эти жены, / идущие к скалам прибоя, / совершающие путешествие за путешествием? / Твердое ложе / у женщин в белых уборах; / они мало играют в затишье»
[50].
Читая описания волн, разбивающихся о берег, мы наслаждаемся созерцанием морских далей, вдыхаем соленые брызги бурунов, но наши представления слишком импрессионистичны, поскольку в современной поэзии главным является всепоглощающее чувство момента. Чтобы понять всю глубину древней картины мира, мы должны заменить современные ассоциации и их эмоциональное значение намеками, которые содержатся в именах дев-волн: Бара (Большая волна), Блудухадда (Кровавоволосая), Бюльгья (Вздымающая прибой), Химинглева (Отражающая небеса), Хефринг (Сокрушающий вал), Кулга (Холодная), Хрэнн (Водоворот), Дуфа (Скрывающая сокровища) и Унн (Приливная). Почти все эти имена разрушают сказочную картинку о прекрасных нимфах, вызывают мысли не о красоте моря, а о смертельной опасности, которую оно несет. «Ран меня ограбила, / други мои утрачены. / Разломало род мой море, / мой забор разбит прибоем» – так горюет Эгиль, узнав о том, что его сын утонул. «Эгирова ведьма!» – в отчаянии кричит он морской волне. В более поздние времена поэты могли говорить о Ран и Эгире, имея в виду море, не скрывая их личности.
«Конь морских гребней вырывает свою грудь из белого рта Ран» – так пишет скальд о корабле, прокладывающем себе путь по бушующему морю. Другой – описывает ныряющее в волны судно такими словами: «Сырая и холодная Ран время от времени бросает судно в пасть Эгиру».
Аналогичным образом Земля может в одно время быть женщиной, зачинающей и рождающей детей, в другое – прячущей, то есть хоронящей человека в своем чреве. Река то поднимается, как человек, который преследует болотную птицу, то бросается широким потоком на своего врага и топит его в своих бурных водах. В драпе (хвалебной оде) о ярле Хаконе Халльфред Оттарсон, именуемый Трудным Скальдом, пытается доказать слушателям, что мятежный вождь Севера героически завоевал Норвегию и этой победой утвердил свое право управлять страной, несмотря на то что это право было передано по наследству королевскому дому Хорфагеров, переживающему трудные времена. Главной темой драпы было то, что ярл, именуемый в драпе «ясенем Санна», то есть «воином Одина», завоевал землю и заключил с ней прочный союз:
Стойко ясень Сана
Стал, в бою блистая,
Лесом листьевласым
Льдин, опасных панцирям.
Стал речами стали
Суттунг храбрый судна
Другиню хвойновласу
В своем стремлении превознести силу и право Хакона Халльфред использует чрезмерное количество кеннингов (метафор); он убеждает слушателей, что кормчий Хакон, подобный великану Суттунгу, не хотел, чтобы прекрасная «хвойновласая другиня Вавуда», то есть подруга Одина, как он именует Землю, Норвегию, осталась одна.
Ту же самую гибкость и ловкость в жонглировании традиционными эпитетами находим и у его друга, поэта Эйвинда Финнсона, именуемого Погубителем Скальдов, в его насмешливых песнях о Харальде Серая Шкура, скупом конунге, который, уподобляясь бедным крестьянам, зарывал свои сокровища в землю. В дни доброго короля Хакона, жалуется Эйвинд, на руках («скалах Сокольих» и «горах опоры Хрунгнира») скальдов и воинов сияло золото – «просо Хрольва», – но теперь «помол Меньи»
[52] лежит, спрятанный в теле матери Тора, «властителя Мьёлльнира», земли.
Куртуазная поэзия Норвегии не отображает всю полноту мышления древних германцев. Метафоры для поэтов вроде Халльфреда и Эйвинда были, скорее, частями речи, которыми тщеславный скальд жонглировал, чтобы продемонстрировать свой талант. И дело не только в том, что искусство опустилось до искусственных эффектов; поэты часто манипулировали словами, чтобы произвести новый, еще невиданный эффект. Контраст между «золотым солнцем волн» и «темным чревом земли» – очень хороший пример того, что Эйвинд Финнсон был современным поэтом с воображением, тронутым западной цивилизацией. Но средневековые скальды Норвегии не могли еще порвать с традициями языка, которые выработали для них поэты прошлого; они пытались создать свои собственные приемы и причудливые выражения, используя материал, находившийся у них под рукой, их стихи демонстрируют приемы древнего воображения, облаченные во фразы и фигуры речи.
Когда землю, Ёрд, называют женой Одина и матерью Тора, когда ветер становится Кари, сыном Форньёта, а море – Ран, женой Эгира, это нельзя считать проявлением антропоморфизма или персонификации в современном понимании этого слова. Человеческий облик соединяется с другими свойствами природных явлений, или, правильнее сказать, человеческое проявление входит, наряду с другими свойствами, в душу земли, ветра или моря, но оно ни в коей мере не вмешивается в работу сил природы. Нет никакого противоречия между предметом и глаголом в описании зимней бури у скальда: «Закружились сыновья Форньёта», как нет и пренебрежения здравым смыслом в подобном описании бури: «Порывы ветра чесали кудри радующихся буре дочерей Эгира». Однако приведенные строки не свидетельствуют о том, что наши предки считали объекты природы человекоподобными; будучи язычниками, поклоняющимися силам природы, они пытались завоевать расположение животных, деревьев и камней более действенными методами. Когда сказитель говорил, что верховная богиня Фригг отправила гонцов к огню и воде, железу и всякого рода рудам, к камням, земле, деревьям, болезням, тварям, птицам, чтобы они поклялись, что никогда не принесут вреда Бальдру, он вовсе не имел в виду, что эти посланцы будут стучать в двери нимф и духов; слушатели этого скальда хорошо знали, что можно обратиться непосредственно к самим вещам, к их душам.
