Книга Эпоха викингов. Мир богов и мир людей в мифах северных германцев, страница 48. Автор книги Вильгельм Грёнбек

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Эпоха викингов. Мир богов и мир людей в мифах северных германцев»

Cтраница 48

Одной «идеи» достаточно, чтобы стать господином чьей-то души, если, конечно, человек сумеет зафиксировать эту идею в подходящей форме. Вероятно, истинным символом, в котором заключена душа, является название животного или сущности, его имя; и если требуется победить врага, следует применить чары. Некоторые опасные существа, стоящие на пути человека, открывают рты, чтобы проглотить, смотрят, пытаясь превратить в камень, но стоит сказать монстру: «Я знаю, как тебя зовут», и если человек действительно это знает, то чудовище бессильно падает или уползает прочь, бросая сердитые взгляды на своего победителя. Но истинное мастерство требует, чтобы человек знал все названия, которые обозначают привычки животного, его ярость и его уловки. Обладание требует реального знания и хорошего знакомства с предметом, или, иными словами, власти.

Тот, кто понимает природу вещей и знает, как избежать конфликта, способен не только подчинить себе живых существ, предметы и явления, но и вызвать прочное чувство солидарности, установив мир между собой и всем тем, что его окружает. Он даже может присоединиться к душе за пределами человеческого мира, навязав ей определенные обязательства по отношению к нему, со взаимными обязанностями, которые не оскорбят чести его дома. Впрочем, этого можно добиться, лишь соединив свою душу с душой животного в единое целое. Подобный союз создается взаимной передачей частиц души из тела в тело, вследствие чего возникает родственная связь. Вобрав в себя душу нового родича, человек приобретает право пользоваться его удачей, если в этом возникнет нужда. Германские народы хранят предания, о том, что люди перенимали силу животных, а также истории о силе чувств между назваными братьями.

Неподалеку от владений Эйрика Рыжего в Гренландии зимой появился большой белый медведь и стал нападать на людей. И когда Торгильс, гостивший в Браттахлиде, убил зверя, чтобы спасти жизнь своего маленького сына, все люди стали его благодарить. Молчал только Эйрик, и хотя он не возражал, чтобы люди использовали шкуру и мясо зверя, все поняли, что поступок Торгильса его оскорбил. Некоторые говорили, что Эйрик разделял «старинную веру» в медведя, тогда как Торгильс был христианином. Автор саги сообщает, что отношения двух мужчин после убийства медведя стали еще хуже, чем были до этого. Эйрик даже пытался погубить Торгильса.

Волка традиционно считали потусторонним животным, носителем зла, одним из чудовищ Утгарда, однако во все времена этот зверь был почитаем – перед битвой воины призывали дух волка, желая, чтобы тот вселился в их души и наделили силой и яростью. В языке германцев существовало два слова для обозначения волка: варг и ульв (у англосаксов «вульф»). Варг – это животное-демон; человек, изгнанный из фрита и бродивший по лесам, словно волк, под воздействием чар троллей мог превратиться в варга. Вульф – животное леса, друг короля, его именем часто называли людей. Широко распространенные фамилии Ульфинг, Ильвинг, Вольфинг свидетельствуют о том, что их далекие предки могли «сотрудничать» с этим зверем; они перенимали его привычки и вступали с ним в прочный союз. Такие люди-волки, несомненно, обладали волчьей натурой, силой волка и отчасти, его обличьем и нравом. Если верить намекам, встречающимся в древней литературе, можно предположить что Ильвинги [53] были волками в человечьем обличье. В «Саге о Вёльсунгах» говорится, как Сигмунд и его сын, юный Синфьётли, обернулись волками: «Сигмунд с сыном залезли в шкуры, а вылезти не могли, и осталась при них волчья природа, и заговорили по-волчьи: оба изменили говор. Вот пустились они по лесам, и каждый пошел своей дорогой» [54].

Кетиль Лосось принадлежал к прибрежному племени, жизнь которого в значительной степени зависела от морской добычи. Его имя объясняется мифом, приведенным в семейной саге: юный Кетиль наказал обидчика, запустив в него рыбой, да так, что у того раскололся череп, а затем победил крылатого дракона. «Кетиль подумал, что не видал он такой рыбины или какого-нибудь другого чудовища и что предпочел бы иметь дело с множеством людей», – не без иронии отмечает автор. Заслужив таким образом расположение отца, юноша удостаивается имени, которое не только свидетельствует о его подвигах, но и указывает на связь между ним и рыбой. «Удача благоволит тебе, Кетиль, лосось так и просится на твою снасть, и потому имя твое как нельзя лучше отражает твою суть», – говорит старый Халльбьёрн, радуясь удаче сына («Сага о Кетиле Лососе»).

Другой рыболов по имени Отр из «Саги о Вёльсунгах» умел превращаться в выдру: «Он [Отр] был ловец великий превыше всех людей, и днем он ходил в образе выдры и все время плавал в воде и зубами ловил рыбу. Добычу относил он отцу, и было это тому большой подмогой. Очень он был похож на выдру; приходил вечером домой и ел, зажмурившись, и поодаль от всех, так как плохо видел на суше».

В «Саге об Инглингах» скальд изложил семейное предание о человеке-воробье: конунг Даг умел понимать язык птиц и имел воробья, который летал повсюду, принося своему хозяину сведения о том, что происходит в мире. Во время одного из своих полетов этот воробей сел на поля пшеницы и принялся клевать зерна, но тут крестьянин схватил камень и убил его. Когда Даг отправился туда с войском и подверг страну жестокому разграблению. Когда король переходил вброд реку, из лесу выбежал человек и метнул в него вилы. Так о смерти Дага говорится в «Саге об Инглингах»: «Когда поплыл / Искатель славы / За воробья / Мстить в Вёрви. / И принесли / Княжьи люди / Такую весть / На путь восточный: / Мол, не клинок / Настиг князя, / А кол кривой / Конского корма» [55].

Благодаря своему господствующему положению в природе человек мог сочетать души, наделяя одну из них свойствами другой. Он вселял душу в создания своих рук и наделял их качествами, необходимыми для действий. Привязав пучок перьев к стреле, он придавал ее полету точность птицы, а возможно, и умение птицы бросаться на свою добычу; точно так же он обретал птичью природу, украсив перьями свою одежду. Или он мог, используя свой талант художника, тешить себя изображением природы. Он высекал на мече змею, располагая «раскрашенного в кровавый цвет червя по краю» таким образом, чтобы его хвост обвивал рукоятку, и представлял себе, как меч «кусает врага». Или, используя свое умение петь, он пел о том, каким должен был быть меч. Он закалял сталь в огне, ковал меч с большим искусством и умением, натачивал его, украшал и писал на нем: пусть он будет змеем, который кусает, и огнем, который сам прокладывает себе путь. Также он строил себе судно, раскрашивал его, украшал нос резной фигурой и повелевал кораблю идти уверенным шагом коня, ступающего по воде. Естественно, одних слов было недостаточно, если творцу не сопутствовала удача.

Поэт – человек, обладающий огромной удачей. У него больше удачи, чем у любого другого человека – его слова способны влиять и на людей и на природу, повелевать ими. Мы, привыкшие к одностороннему взгляду, склонны видеть лишь эстетический аспект его произведений; словно все его искусство заключалось в том, чтобы описать, как боевой змей вылетает из руки воина и вонзается в тело врага; как сияет боевое пламя, когда герой подбрасывает его вверх и убивает людей при каждом ударе; как боевые птицы – стрелы – слетают, распевая, с кормы корабля; как морские кони скачут по лугам, где пасутся стада рыб. «Морской конь» в данном случае не сравнение, поэт вовсе не хочет сказать, что корабль похож на коня, – нет, судно так и остается судном; оно не скачет по волнам, как по «жесткобугристой» дороге, – морские кони без устали несутся по волнам:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация