Мы знаем, что душа – по крайней мере время от времени – может уходить, куда ей захочется; но мы также знаем, что она несет в себе свое тело. Если королевская змейка встретила кого-нибудь, кто смог бы принести ей вред, то король, проснувшись, увидел бы следы на своем теле. Королевская душа могла вернуться в тело в любой момент, так же как и вышла из него в образе видимого, но неосязаемого существа, которое исландцы называют фюльгья (fylgia – букв, спутник, дух-двойник). В некоторых ситуациях фюльгья может предстать в ином образе – как осязаемое, сильное тело, зачастую в обличье зверя, птицы или змеи. В таком виде фюльгья может напасть, вступить в схватку и даже убить противника. О двух исландских крестьянах рассказывали, что как-то раз, ночью, они встретились в образе животных между своими усадьбами и стали выяснять с оружием в руках, кто прав и кто виноват в их дневных ссорах. Проснувшись утром, они обнаружили, что все тело их болит, напоминая о событиях прошедшей ночи.
Северные истории о фюльгье свидетельствуют, что душа имеет преимущество над человеком в целом – она может выбирать, какую форму принять. Когда тело погружается в сон, душа получает возможность принять форму, отличающуюся от привычной, ту, которая лучше всего соответствует требованиям момента. Мы знаем о людях, превращавшихся в птиц для того чтобы беспрепятственно перемещаться в пространстве, или в пчел, чтобы иметь возможность проникать через замочную скважину. Когда убийство Гуннара и Хёгни стало неизбежным, Костбере, жене Хёгни, приснился сон о том, что душа Атли вошла в зал: «Мне снилось: летел / орел вдоль палаты, – / беда нам грозит! – / он обрызгал нас кровью, – / то Атли двойник, / я узнала по клекоту!»
[69] – так говорится в «Речах Атли».
Гуннхильд, жена конунга Эйрика Кровавая Секира, была мудрой и бесстрашной женщиной, сильный характер которой так поразил воображение ее современников, что она вошла в историю как полубогиня. Случилось так, что Эгиль, враждовавший с этим семейством, потерпел кораблекрушение у побережья Нортумбрии и вынужден был просить пристанища у Эйрика. У Эгиля не было иного пути завоевать расположение конунга, как только сложить о нем хвалебную песнь. В ночь, когда Эгиль писал поэму «Выкуп головы» (Hofudlausn), ему досаждала ласточка, щебетавшая за окном.
Автор саги искренне верил, что это была Гуннхильд в образе птицы, желавшая помешать скальду («Сага об Этиле»).
Там, где необходима была сила, душа обретала облик медведя и его мощь. «Хьёрвард и его люди знали, что впереди короля Хрольва и его людей всегда идет большой медведь; своей лапой он убил больше людей, чем охранники короля. Мечи и стрелы от него отлетают, но, если ему на пути попадутся лошадь или человек, он сбивает их с ног и крушит своими зубами». Этим медведем был Бёдвар Бьярки, чье тело находилось дома и крепко спало («Сага о Хрольве Жердинке и его витязях»).
Вне всякого сомнения, свойство принимать чужой облик характерно только для души, телу оно не присуще. Для того чтобы душа получила полную свободу превращаться в другое существо и использовать все качества, заключенные в его теле: его особую силу, быстроту и ярость, необходимо было, чтобы человек погрузился в глубокий сон. Как только Бёдвар просыпался и его душа возвращалась в тело, медведь исчезал. Но мы бессознательно опираемся на свои предрассудки, переводя воспоминания о древнем опыте в наш способ мышления. Душа не могла вселиться в тело медведя, если в ее хамингье не было ничего от натуры зверя. И душа строит свое тело из составных частей этой натуры.
Эти элементы – хамр (hamr – букв, обличие, одеяние), как их называют, – приходят не извне; они лежат в глубинной сущности каждой натуры, присутствуют в каждом теле. Тот, кто способен являться в виде волка, медведя, быка или орла, от рождения имеет характерные черты волка, медведя, быка или орла. Удача Бёдвара заключалась в том, что он мог использовать силу, бесстрашие, свирепость и ловкость медведя, его умение предвидеть будущее, выслеживать врага по следу – и в дневное время, оставаясь в своем собственном теле, а когда его человеческое тело погружалось в сон, другие способности, составляющие его природу, получали возможность реализовать себя во внешней форме. Мы могли бы сказать иначе: когда другие силы использовали свои способности придавать ему иной облик, человеческая форма вынуждена была подчиниться.
Изучив внимательнее таких носителей духовной силы, как Бёдвар, мы смогли, несмотря на то что его история была вырвана из своей жизненной почвы, обнаружить родовые отметки. Имя Бьёрн означает «медведь», и история его происхождения, вероятно, сохранила некоторые следы принадлежности к тому клану, который установил фрит с медведем, как Ильвинги – с волком. Члены этого клана хранили фрит как взаимную удачу, постоянно вбирая в себя медвежьи черты. Отца Бёдвара звали Бьёрн, «медведь», мать – Бера, «медведица»; в то время когда был зачат ребенок, отец пребывал в образе медведя. История несчастной судьбы отца, который был околдован своей мачехой, весьма романтична и фантазийна, но с самых давних времен в ней присутствовал медведь. В той форме, в какой она дошла до нас, это не более чем средневековая сказка; эту историю переделали по образцу фамильной легенды, хорошо знакомой нашим предкам. Вполне вероятно, что Бёдвар мог иметь где-нибудь на теле особый знак, вроде того, как у Меровингов росли в нижней части спины щетинки вепря, покровителя рода.
В более поздние времена, когда древние сказания стали считать наполовину выдуманными, а литература попала под влияние средневековой поэзии, хамр иногда описывали как шкуру, в которую облачался человек, менявший свое обличье, и которую сбрасывал, возвращаясь в свое тело. Но эта история не соответствует первоначальной идее, которая присутствует в любом живом языке. Первоначально хамр, как считает творец «Песни об Атли», был самой душой, или хамингьей. Человека, потерявшего удачу и больше уже не обладавшего полной душой (мегином), называли хамстоли, то есть ограбленным, лишившимся души; он ничего не помнил и ни о чем не мечтал. Когда же человек возвращал себе свой хамр, он вновь обретал силу и ставил все свои достоинства себе на службу. Но не все обладали этой способностью, которую называли ham (hamask), в равной степени; сильный человек, обладавший большой мощной удачей, назывался hamramr (хамрамр), то есть человек сильной души. Простые люди сохранили древнюю веру в то, что обладатели мощного хамра – хамрамры – могут одновременно появляться в нескольких местах и превращаться в животных, что является наивысшей степенью власти. Свойства хамра – необычайная телесная сила, нечувствительность к боли, ярость и неуязвимость в бою – проявлялись и тогда, когда их обладатель находился в своей обычной человеческой форме.
«Тогда они разобрали мечи и, оббив края своих щитов, обошли судно, прошли вперед по одному валу и назад – по другому и вырезали всех его защитников; после этого они, словно буря, обрушились на землю». Таким характером обладал Бёдвар, сражаясь при ярком свете дня. Суровых воинов вроде него называли берсерками или ульфхеднарами, поскольку они шли в бой, облачившись в медвежьи или волчьи шкуры, и это, вне всякого сомнения, увеличивало их силу и ярость. О человеке по имени Одд рассказывали, что он прошел всю Исландию, от ее крайней северной точки до южной
[70], за одну ночь, узнав, что сестра отчаянно нуждается в его помощи; мы не знаем, бежал ли он, как медведь, летел ли, как птица, или шел своими ногами; нам ясно лишь одно – ему придавало сил то, что он был хамрамром
[71].
