В этой истории отражено убеждение народа в том, что человек низкого рождения не вправе претендовать на почести, а всякий выскочка, возомнивший себя господином, рано или поздно будет поставлен на место. Никто не сомневался, что только потомок храбрых и умелых людей мог стать таким же храбрым и умелым. Только тому, кто родился в семье, обладавшей большой удачей, была гарантирована славная, полная подвигов жизнь; тому же, кто увидел свет при менее благоприятных обстоятельствах, не было гарантировано ничего. Высокорожденный мог уверенно хватать жизненные блага, не опасаясь их выронить. Он был уверен, что ему принадлежат разные свойства удачи, а именно те, которые обеспечивали его семье благополучие, и что он всегда с уверенностью сможет принять единственно верное и единственно возможное решение в любой жизненной ситуации.
Глум Убийца, старый удачливый мужчина, на собственном примере убедился, что ошибка в рождении, даже тщательно спрятанная, может всплыть в самый неподходящий момент и расстроить все твои планы. В клане Тверов, которые могли проследить свою родословную до викинга Кари, родоначальника одной из величайших семей Норвегии, связанного узами родства с королями, имелась примесь рабской крови. Вольноотпущенник Хравн некогда был рабом Глума. Получив свободу и разбогатев, Хравн женился на родственнице бывшего господина. Их сына Эгмунда, многообещающего юношу, Глум взял к себе в дом и считал равным своим сыновьям. Когда пришло время, Эгмунд отправился за границу на борту собственного судна, как и полагалось юноше из богатого дома, и, следуя традиции, объявил о своем прибытии в норвежские фьорды, протаранив чей-то корабль и отправив его на дно. Вскоре выяснилось, что корабль тот принадлежал другу ярла Хакону; узнав о потере судна и всех товаров, ярл пришел в ярость и не стал убеждать уцелевших моряков простить обидчика. Эгмунд получил такой сильный удар обухом секиры, что не смог оправиться до конца зимы. После этого людям показалось, что он неожиданно потерял все свое благородство, и теперь его называли не иначе как Эгмунд ом Битым. Он увидел в свите Хакона своего родственника Вигфуса Глумсона и узнал, что ярл будет мстить, если с одним из норвежцев что-нибудь случится. Будучи всем обязан Глуму, Эгмунд не мог нанести ущерб Вигфусу. Так он ему и сказал и оставил нанесенный ему удар без ответа. Вигфус, однако, думал по-другому; его резкий ответ разрубил все оправдания Эгмунда, обнажив самую суть: «Ни я, ни мой отец не просили тебя заботиться обо мне, если бы я не смог сделать этого сам; ты осторожничаешь совсем по другой причине; как и следовало ожидать, ты пошел не в породу Тверов, а в своего предка-раба». Глум, узнав обо всем, рассердился еще больше: «Лучше бы я увидел вас обоих мертвыми, а тебя – отомщенным», – заявил он и привел старую истину, которая гласила, что несвободный человек никогда не будет отважным. Потомка раба отличает от свободного то, что он не способен разглядеть главное и сильно преувеличивает значение второстепенного, в то время как люди из рода Тверов видят только то, действительно важно («Прядь об Эгмунде Битом и Гуннаре Пополам»).
Проницательные норвежцы без труда видели в человеке следы «дурной» крови; считалось, что бастарды, полукровки, а также дети, рожденные в «неполном» браке или в результате насилия, рано или поздно проявят недобрые склонности. Противники Торольва, сыновья Хильдирид, никогда не могли избавиться от родового проклятия – их мать по своему происхождению была ниже отца и состояла с ним в «неполном браке». Это определило их подлый, низкий характер и побуждало ввязываться в конфликты, клеветать и плести интриги («Сага об Эгиле»).
У других германских народов мы вряд ли найдем свидетельства того, как они относились к полукровкам. Епископ Сагиттарий, живший во времена короля Гунтрамна, понимал, что игнорирование вопросов чистоты рождения ведет к нравственной деградации народа: «Как могут сыновья короля стать правителями, если их мать прямо с лавки раба прыгнула в королевскую постель?» Это была вечная тема, которую затрагивали всегда, когда заходил разговор о важных вещах. Опыт несчастного Сагиттария сразу же помогает пострадавшему составить истинное представление о своем противнике; его лишили должности, даже не дав возможности доказать свою невиновность. С другой стороны, Григорий, который нашел своему эксцентричному брату-священнику место в своем видении общества франков, взглянул на это дело с юмором: «Сагиттарий не учел, что в наши дни все люди, называющие своим отцом короля, считаются его сыновьями, невзирая на происхождение их матери». Но даже если у нас нет возможности услышать четкое суждение о чем-то, мы можем догадаться о нем по поведению людей. За пределами Скандинавии очень быстро поняли, какую роль в жизни играет происхождение человека. И отношение людей сильнее всего проявилось в публичном осуждении браков аристократов с людьми низкого происхождения. Мы знаем, что саксы считали главным условием для вступления в брак равенство рождения. Браки между благородными и простолюдинами, а также между свободными от рождения и отпущенниками или между отпущенниками и рабами были запрещены. Нашим главным источником по этому вопросу является биография священника, жившего в IX в., составленная монахом, чьи этнографические познания ограничивались одной страницей выдержек. Это один из тех источников, чьи выводы следует толковать не по отдельности, а взятые целиком. При этом нам неизвестно, относятся ли его сведения к писаным или неписаным законам, затрагивают ли они основную массу саксов или только небольшой круг лиц, живших в определенное время. Во всяком случае, подобная педантичность в вопросах брака не была характерна для тевтонов, зато саксы придавали большое значение вопросу происхождения человека и стали первыми, кто превратил необходимость улучшения породы в непререкаемую догму.
Все без исключения германцы были едины лишь в двух вещах: в том, что свободная женщина, связавшая свою судьбу с рабом, становится жертвой тягот рабского существования и лишается души, и в том, что несвободная женщина передает детям по наследству свой рабский дух. В Швеции церковь, нетерпимо относившаяся к супружеским изменам и не одобрявшая рабство, высказала протест против господствующего мнения. Законом должно быть установлено, что лишь равный законный брак обеспечивает ребенку свободу. Но по обе стороны от этого параграфа стоит старая идея о том, что мужчина, родившийся членом клана, получает все свои права и честь от клана. Эти слова содержатся в той же самой главе, в которой говорится о мерах в отношении недостойного поведения женщин. Женщина, вступившая в брак с рабом, должна быть изгнана из клана, а это означало, что она подвергалась позору и теряла свой человеческий статус.
Свободный человек мог распоряжаться своей рабыней, как хотел, но дети, рожденные от невольницы, тоже считались рабами и не имели права ходить и сидеть рядом с детьми свободной женщины и становиться наследниками отца. Эти дети жили вместе с рабами и питались вмести с ними из одной миски, как говорили в Норвегии; то же самое было и в Дании: если мужчина имел ребенка от рабыни и не освобождал его, то за его проступки он платил такой же штраф, как и за проступки других рабов. Рабство передавалось через женщину; мы находим такое же положение и в законе Ломбардии. Мужчина имел право жениться на рабыне, но сначала он должен был дать ей свободу и только после этого вступать с ней в законный брак; тогда ее дети считались законными и могли наследовать отцу. В законе использовалось два слова для обозначения нового статуса женщины: вирдибора (благородного происхождения) и орвидербора – вновь рожденная. Во втором случае подразумевалось, что она сменила одно существование на другое, которое и есть реальная жизнь.
